Асланов пододвинул стул поближе к кровати, на которой лежал Черепанов.
— Евгений Иванович, пока фронт стоит, почему бы вам, не лечь в госпиталь, подлечиться? Ваш заместитель мог бы пока заменить вас.
— Командир может отбыть в тыл только тяжело раненным или убитым. Точнее говоря, не отбыть, а быть отправленным. На носилках. Военному человеку не подобает по всякому поводу ложиться в больницу и занимать там чужое место… Причитать, как ваш Солтан-бек из «Аршин мал алана» — тут болит, там болит… — Поднявшись с постели, Черепанов подошел к большой карте, прибитой к стене. — Видишь, сколько сил нагнало сюда фашистское командование? В группе армий «Центр» сосредоточены отборные немецкие части. Сейчас наши разведчики наблюдают, смотрят, ловят «языков» — надо определить число и состав вражеских войск. Как я могу в такое время лечь в госпиталь? Пока дышу, встаю, хожу понемногу, я есть я. А лечение оставим до более спокойных времен.
2
В бригаде Асланова встретили с особой предупредительностью. Командиры батальонов, рот, офицеры штаба собрались вместе с раннего утра, и к моменту появления комбрига в лагере бригада была построена. Едва Асланов, прибывший в сопровождении адъютанта Черепанова, вышел из машины, подполковник Пронин, отдав команду «смирно», широкими шагами пошел ему навстречу.
— Товарищ гвардии генерал-майор, личный состав бригады находится на отдыхе после занятий. Докладывает начальник штаба бригады гвардии подполковник Пронин.
Асланов выслушал рапорт, сказал:
— Здравствуйте, товарищи гвардейцы!
Дружно прогремело ответное приветствие. Асланов подал команду «вольно», пожал руку начальнику штаба, поздоровался с офицерами.
До вечера Асланов обходил подразделения, беседовал с людьми, и с каждым часом успокаивался: он дома, в своей большой боевой семье, где каждому есть свое место и каждый дорожит принадлежностью к воинскому коллективу, а коллектив помнит о каждом.
Адъютант генерала Смирнов с утра прибрал в походной летучке командира бригады, создал максимум удобств, для работы и минимальные условия, для отдыха и под конец поставил в стакан с водой цветок подснежника и водрузил на походный стол. Асланов давно заметил в адъютанте склонность к прекрасному, и на этот раз он не оставил без внимания старания Смирнова.
— О-о… где ты нашел этот цветок? — Генерал взял подснежник, понюхал. — Прекрасный цветок! — И вдруг признался: — Я очень скучал по бригаде, Валя.
— Еще бы, вон уже сколько времени как мы врозь, товарищ генерал!
Вошел Пронин. Смирнов, переглянувшись с ним, спросил генерала:
— Вы с дороги, обедать будете?
— Я пообедал у Черепанова. Будь другом, приготовь нам чайку.
Смирнов вышел. Асланов, еще не успевший переговорить с Прониным, сказал:
— Если бы ты не поехал в Ленкорань, и не провел отпуск возле моих ребят, я бы на тебя и не взглянул.
— Никогда этому не поверю, Ази Ахадович.
— Я не шучу, — Асланов посерьезнел. — Если бы меня не послушался, наша дружба — побоку! Если ты мне друг, то чего стесняться? Ведь если бы не твоя, а моя семья оказалась на оккупированной врагом территории, и ты предложил бы мне поехать к своим, разве я стал бы колебаться?
— Все это так, Ази Ахадович, вот только перед Нушу хала мне очень неловко: очень уж много я им хлопот причинил.
— Какие хлопоты?.. Ты поправился, снова вернулся на фронт, а это главное. Лучше скажи, как ты? Совсем выздоровел?
Пронин коснулся рукой правого колена:
— Оно меня подвело. Не ожидал я, что мое выздоровление так затянется.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — заметил Асланов. И только после того, как выспросил у Пронина все о здоровье и о службе, спросил о своих: Ну, как там мои, чем заняты, как выглядят дети?
Пронин рассказывал долго. Под конец он снова сказал:
— В Ленкорани я был, как дома, а, может, было и лучше, чем дома… Спасибо вам, Ази Ахадович. Вообще, вы столько сделали для меня доброго…