История с танком Волкова так заняла мысли Гасанзаде, что он забыл обо всем, забыл и о своей ране.
На новом месте у командира роты всегда много хлопот и забот, но Гасанзаде время от времени появлялся в балочке, где ремонтники возились с танком Волкова, наблюдал, давал советы, где мог — помогал. Ясно было, что он обеспокоен, тревожится, что танк не успеют отремонтировать вовремя. Но он сдерживался, не торопил ремонтников — в этом не было никакой необходимости, он своими глазами видел, как сноровисто и усердно они работают. Другой на месте лейтенанта ради того, чтобы отвести душу, либо похвалил бы — молодцы, мол, ребята, так держать, или не преминул бы упрекнуть — что, мол, копаетесь, пошевеливайтесь. Гасанзаде не сказал ни разу ни того, ни другого, и экипаж танка во главе с Кузьмой Волковым, и ремонтники, понимая его состояние, работали не разгибая спины. Но молчание лейтенанта было как укор, и однажды Волков не сдержался, сказал: «Вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант, вовремя закончим. Если задержимся — спросите с меня!» «Если вы задержитесь, с меня спросят», подумал командир роты, но опять ничего не сказал, улыбнулся и ушел. «Ладно, хоть не стоит над головой и каждую минуту не тычет в глаза: это так, это не так! Мне, когда тычут, не по себе делается, теряюсь и забываю, что к чему, — сказал один из ремонтников. — Тебе, Волков, везет с командирами. Арбатов был человек понимающий, да и этот производит хорошее впечатление». «Главное, сдержанный, — согласился Волков. — Другой бы на его месте рвал и метал… Не знаю, как он в бою, но пойду за ним не раздумывая».
Оставалось сделать немногое: натянуть гусеницу, провернуть башню, прочистить орудие и пулеметы и, наконец, все протереть, смазать и опробовать на ходу.
3
С вечера выпал снег, потом ударил морозец, земля промерзла, маленькие лужицы покрылись льдом. К утру холодный ветер совсем стих, а окрестности преобразились, казалось, на земле расстелили белый с серыми пятнами парус.
Часовой второй роты Осман Хабибулин сначала услышал, как ледок похрустывал под чьими-то ногами, и только потом увидел, что в его сторону идут двое. По обличью, по походке понял, что это женщины. Не успел окликнуть, кто, как обе в один голос сказали: «Свои, свои».
Осман узнал врача и медсестру, встревожился: чего они в такую рань? Неужели кто заболел?
Капитан Смородина спросила, у себя ли лейтенант Гасанзаде, и шагнула в землянку. А Маша Твардовская пошла разыскивать старшину, чтобы вместе с ним проверить кухню. Осман посмотрел вслед той и другой и, потирая руки, подумал: «Ни с кем ничего не случилось, лейтенант недавно проверял посты, так что больных, нет, тут, видимо, кое-что другое…»
Когда Смородина вошла в землянку, Гасанзаде, без гимнастерки, в нательной рубахе, — сидел за столиком и при свете коптилки набрасывал конспект предстоящих занятий. Он даже не заметил, как вошла врач.
— Доброе утро, лейтенант, — сказала Смородина, — извините, что пришла в неурочное время…
Гасанзаде встал и вытянулся.
— Здравствуйте, доктор.
— Как рана? Заживает?
— Вечером смотрел, по-моему, хорошо затягивается.
— Разденьтесь, я осмотрю. Почему эти дни не заходили?
— Ни минуты свободной не мог выкроить. Вдобавок, неприятности. На переправе одна моя машина свалилась; в Волгу.
— Да, я слышала. Но ведь ее давно вытащили, и даже ремонт заканчивают. Так что могли бы, раз это нужно, найти полчаса и забежать в санчасть. Рана… с такой раной не шутят, лейтенант. Я начинаю сожалеть, что взяла грех на себя…
— Не надо так думать, доктор, — тихо сказал обеспокоенный лейтенант. Я не из тех, кто забывает добро и не умеет держать слово. Но эта нелепая история с танком, поверьте, так меня пришибла, что я ни о чем больше и думать не мог. Но вчера вечером, наконец, ремонт закончили…