Вдруг машину тряхнуло. Майор едва усидел в своем кресле. Грохот удара все еще стоял в ушах Пронина. Придя в себя, он понял, что машина стоит.
— Что стоишь? Выводи из-под огня! — крикнул он водителю.
Водитель не отозвался.
Майор спустился вниз, тронул водителя за плечо — тот не шелохнулся, не поднял опущенной на грудь головы… Погиб и стрелок-радист. Свесился вниз головой заряжающий.
Все это майор разглядел не сразу, в танке было темно, как в колодце, и только в рваную пробоину время от времени пробивался суматошный свет ракет.
Майор поразился тому, что уцелел.
Но надо что-то делать, иначе добьют.
Мотор заглох. Надо, пока не поздно, выводить машину из зоны огня.
Майор оттащил в сторону труп водителя, протиснулся на его кресло.
И тут обнаружил, что рычаги бортовых фрикционов наполовину, словно бритвой срезаны. Рычаг главного фрикциона погнут. Отжать его не хватило сил. Теснота, темнота мешали Пронину. Наощупь он отыскал ломик, которым подтягивают траки гусениц. Отжал им главный фрикцион и поставил рукоятку на газ. Мотор заработал, машина прошла несколько метров. И снова вздрогнула от оглушающего удара — в нее угодил еще один снаряд. Майор глянул вверх — в башне зияла сквозная дыра.
Он ничего не успел предпринять — фугасный снаряд вздыбил землю перед танком. Затем ударило в корму.
Поднявшись, как пьяный, плохо соображая, майор стал искать выход. Пытался сквозь путаницу проводов подняться в башенный люк, но сил на это у него не хватило. И даже если бы он вылез через башню, его подстрелили бы. Оставался один путь: через десантный люк.
Пронин снова отодвинул труп водителя, пересадил в сторону труп стрелка-радиста. Он обливался липким потом и потому снял полушубок. Освободил запоры люка, отодвинул его и кое-как выполз из машины. И там, под танком, на холодной земле, прижатый днищем танка, как крышкой гроба, лежал, высматривая сквозь катки кого-либо из своих. Назад не поглядишь, спереди ничего не видно. Обдирая пальцы, он разгреб снег между опорными катками. В щель величиной с ладонь он увидел нескольких бойцов в белых маскхалатах; все они лежали неподвижно, нельзя было определить, живы они или нет. Чуть правее стояла тридцатьчетверка и стреляла куда-то. Тая радость, Пронин выполз из-под битого танка, перекатился в сторону, прополз к воронке и залег в ней. Сгоряча он не чувствовал холода, но теперь, на мерзлой земле, на снегу, его бил озноб. Он пожалел, что снял полушубок и оставил его в танке. Перчатки тоже остались в танке. Нет, лежать нельзя — если не убили, то вот-вот замерзнешь.
Пронин медленно, осторожно пополз к тридцатьчетверке. И там его заметили.
— Тереша, осторожнее, кто-то из наших ползет, не раздави, — сказал брату командир «Волжанина» Аркадий Колесников.
Майора приняли на «Волжанина» через водительский люк. Он нашел в себе силы сказать танкистам «здравствуйте» и «спасибо».
Аркадий уступил ему свое командирское место, снизу ему подали телогрейку… Пронин надел шлем.
И танк рванулся с места. Уступом за ним, хотя они этого не видели, шли еще две машины из роты Гасанзаде. А наперерез «Волжанину» стремительно неслись два немецких танка.
«Волжанин» с ходу открыл огонь. Оказавшись на командирском месте, Пронин принял на себя и команду, и братья Колесниковы и пулеметчик Осман Хабибулин точно, быстро, сноровисто выполняли его указания.
Терентий маневрировал, стараясь уклониться от вражеского огня, вовремя притормаживал, и Аркадий из пушки, тремя снарядами, подбил один танк. Начали охоту за другим и тоже подбили. «Волжанин» выскочил прямо на немецкие окопы, и немцы-автоматчики шарахнулись было в стороны, но не все, и в танк полетели гранаты. Сквозь их запоздалые разрывы танк перевалил через вражеские траншеи и устремился к своим, гоня перед собой ошалелых немецких солдат, которых Осман Хабибулин, ругаясь по-татарски, косил из своего пулемета.
— Бей их, Осман, — кричал ему механик-водитель Терентий Колесников. Они мечтают об отпусках, вишь, как на нас бросаются — вот и выдай им бессрочные отпуска.
— Дам, дам, — отвечал Осман, — пусть отправляются в гости к шайтану!
Да, немецкие пехотинцы старались подбить наши танки: подбивают же немецкие танки русские стрелки!
Кроме того, немецко-фашистское командование специальным приказом установило, что солдат или офицер, лично подбивший советский танк Т-34, получает двухнедельный отпуск, а подбивший танк KB трехнедельный. А что такое отпуск от войны? Это отпуск от смерти. И раз уж русские танки оказались рядом, и от них не уйти, лучше попытать счастья.