А когда члены делегации наконец все собрались здесь, в специально отведенной комнате рядом с залом совещаний, Щукин был страшно огорчен при виде некоторых представителей из армий. Если не считать Липского и Крузенштерна, одетых в подобающие случаю чистенькие мундиры с аксельбантами, свидетельствующими об их принадлежности к офицерам генерального штаба, вполне приличный вид имели также переводчик Калаш, представители фронтового ВРК Фомин и Берсон и представители Второй армии врачи Тихменев и Петров. Остальные же делегаты были в помятых шинелях, стоптанных и грязных сапогах, да еще и небритые... И как ни старались сдерживаться аккредитованные здесь немецкие офицеры, на их лицах нет-нет да и появлялась презрительная усмешка.
Особенно живописно выглядел член ВРК Третьей армии Школьников, обросший, в засаленных ватных брюках и телогрейке, вдобавок еще покрытых каким-то пухом.
— Ну, брат, я понимаю, что ты солдат и к тому же презираешь буржуев... — ворчал Щукин, стараясь «ощипать» его. — Но зачем надо было прибыть к этим буржуям на переговоры, вывалявшись в пуху? Неужели ты думаешь, что этим сделаешь их сговорчивей?
— Да нет же, товарищ Щукин, я же там совсем закрутился, — оправдывался Школьников. — И не знал я, что буду делегатом...
— Не знал, не знал... Чистым надо быть всегда. А теперь уж сделай милость, когда войдем туда, сядь где-нибудь в сторонке и старайся не попадаться на глаза.
Затем он торопливо начал объяснять членам делегации, как они должны вести себя во время переговоров. Впрочем, времени было мало, и все его наставления сводились к тому, что надо последовательно отстаивать все пункты выработанного фронтовым военревкомом проекта договора.
Едва он успел втолковать это делегатам, как открылась дверь и один из немецких офицеров пригласил их войти в зал для переговоров.
Одновременно с противоположной стороны в зал вошли немцы — точно восемнадцать человек, все генералы и офицеры, с иголочки одетые и при всех регалиях.
Впереди шел руководитель делегации генерал-майор фон Зауберцзейг. Остановившись в двух шагах от Щукина, он молча поклонился ему и протянул свернутый лист, где подтверждались его полномочия вести переговоры от имени главнокомандующего германским Восточным фронтом, Щукин в свою очередь представил ему полномочия от имени военревкома Западного фронта. После этого генерал широким жестом пригласил русскую делегацию сесть за длинный стол, с обеих сторон которого было расставлено по восемнадцать стульев.
Заняв центральные места за столом, главы обеих делегаций минуту с любезной улыбкой изучали друг друга. Хотя генерал заранее был предупрежден, что со стороны русских его коллегой будет рядовой солдат, он все же не верил, что это не дурной и несуразный сон... Ну да, у этого солдата вполне интеллигентный вид — правильные черты лица, умные глаза, спокойно глядящие сквозь очки в железной оправе, точно очерченный рот... Но черт возьми, он же солдат, рядовой солдат!.. А там, с краю, на отшибе, сидят полковник и капитан! Сидят в мундирах с золотыми погонами, с аксельбантами генерального штаба... Если уж большевики сочли возможным включить этих офицеров в состав делегации, то могли бы поручить им и ведение переговоров, чтобы он, генерал фон Зауберцвейг, не чувствовал себя столь растерянным и униженным от того, что вынужден вести серьезнейшие переговоры с нижним чином.
Щукин же в свою очередь был несколько растерян. В течение войны он не раз встречал на страницах русских газет и журналов карикатуры на генералов-пруссаков и, конечно, считал, что они, как и полагается в карикатурах, утрированы, чтобы вызвать смех. А тут вдруг он увидел одну из этих карикатур во плоти: высокий, грудь колоколом, нафабренные усы с закрученными кверху кончиками, выпученные глаза, к тому же занавешенные густыми неровными бровями... Щукин испугался, что кто-нибудь из членов делегации может фыркнуть, поэтому быстро обвел всех своих строгим взглядом. К счастью, те держались чинно и серьезно.
— Итак, господин Щукин, — громким голосом, с какими-то рявкающими интонациями произнес генерал, — я думаю, нам пора приступить к делу...