С русской же стороны подписи выглядели так: солдат Щукин, солдат Фомин, младший унтер-офицер Берсон, доктор Тихменев, доктор Петров, солдат Лукьянов, солдат Школьников, солдат Яркин, секретарь Хрусталев.
И лишь в конце стояло: военно-технические советники полковник Липский и капитан фон Крузенштерн.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
21 ноября, в то самое время, когда в Солах представители русской и немецкой армий подписывали договор о перемирии, в Минске развернулись иные события.
Едва открылось утреннее заседание фронтового съезда, едва члены президиума расселись по местам и председательствующий дал слово очередному оратору, как вдруг из-за кулис на сцену торопливо прошел Могилевский и, склонившись к Мясникову, что-то произнес. Тот быстро поднялся, прервал оратора и громко сообщил залу:
— Товарищи! Поступило чрезвычайное сообщение: кавалерийская часть Польского корпуса, находящаяся в Минске, подняла мятеж и совершила нападение на Минский Совет и военревком, а часть мятежников направляется сюда, по-видимому, с целью разогнать съезд... Спокойно, товарищи, спокойно... Предлагаю всем делегатам, имеющим оружие, занять круговую оборону вокруг здания театра для отражения атаки. А членам ВРК — немедленно собраться в комнате президиума на экстренное совещание.
Непосредственным поводом для выступления именно польской части явилось признание закрывшимся накануне Третьим съездом крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний декрета о национализации земли. Поскольку значительная часть офицеров Польского корпуса вышла из среды помещиков этих губерний, они яростно ненавидели этот декрет.
Конечно, польские офицеры не решились бы пуститься в эту авантюру — силой разогнать фронтовой съезд, — если бы в канун открытия съезда из города в сторону Могилева не отправились полк имени Минского Совета и бронепоезд имени Ленина. Помня, что в недавних событиях обе эти части были основной силой, решившей победу большевиков в Минске, польские офицеры считали, что с их уходом оставшиеся в городе большевистские силы, захваченные врасплох, попросту разбегутся, если на них внезапно напасть.
Но их расчеты оказались ошибочными. Большевики держали в боевой готовности 37-й запасный и подтянутые в город 80-й Сибирский и 12-й Туркестанский полки, красногвардейские отряды, бронеавтомобили и другие подразделения. Вокруг военревкома и штаба была выставлена усиленная охрана.
Вот почему, как только показались первые польские уланы и раздались выстрелы по зданию Совета, охрана сразу встретила врага дружным и сильным огнем. Комендант города Кривошеин, находящийся в военревкоме, немедленно связался по телефону с полками и поднял их по тревоге. Туркестанский полк был направлен против казарм легионеров. Эти части начали методически прочесывать улицы, разоружая и арестовывая всех встречающихся польских легионеров, в особенности офицеров.
Арест самого Довбор-Мусницкого был поручен группе красногвардейцев во главе с... доктором Терентьевой. И она с поразительной лихостью справилась с этой задачей. Подойдя к особняку в тихом переулке, где жил генерал, ее группа сначала бесшумно сняла наружную охрану, затем, войдя в дом, разоружила охранника-легионера, после чего арестовала Довбор-Мусницкого и конвоировала в военно-революционный комитет, к Кривошеину.
К тому времени Мясников, Орджоникидзе и Володарский уже были в здании Совета. Возбужденные и разгневанные беспримерной наглостью офицеров Польского корпуса, они теперь обсуждали, как быть с ними дальше.
— Товарищи, пора покончить с этим корпусом, — не повышая голоса, но с потемневшими от гнева глазами говорил Каменщиков. — Вам известно, что корпус этот начал формироваться еще при Керенском — якобы для борьбы с немцами. Однако с самого начала во главе корпуса стали контрреволюционно настроенные генералы и офицеры. Со дня Октябрьской революции корпус неизменно выступал на стороне «комитета спасения революции», а сегодняшнее выступление их кавалерийской части доказывает, что корпус и дальше будет представлять собой только угрозу революции. Вот почему мы должны прекратить формирование корпуса, а уже созданные части разоружить и распустить.
С Каменщиковым были согласны почти все члены военревкома. Да и Мясников в душе был солидарен с ним. Ведь он еще в конце мая этого года, выступая на заседании Фронтового комитета, указывал, что организация национальных войск, начатая Временным правительством, ведет армию по дуги сепаратизма и национализма, что со временем национальные части могут сыграть контрреволюционную роль, поскольку их могут использовать против решения общегосударственных задач, во имя националистических вожделений буржуазии разных наций. Однако он сейчас понимал и то, что раз эти войска уже организованы, то роспуск их становится весьма деликатным делом и рубить с плеча здесь нельзя. И то же самое подтвердил Орджоникидзе, когда все высказались.