— Теперь вы понимаете, для чего нам нужно уже сейчас иметь наставления, о которых мы говорили? — спросил Орджоникидзе. — Едемте с нами, — продолжал он. — Отправитесь в Гатчину, посмотрите, что и кто там остался, что нужно сделать, чтобы школа начала снова функционировать и готовить летчиков. Потом вы доложите ваши соображения, и мы войдем в правительство с соответствующими предложениями. Согласны? Евгеньев встал и вытянулся:
— Когда прикажете быть готовым к выезду?
— Мы отправляемся в Питер сегодня ночью. Успеете приготовиться?
— Буду готов. Разрешите идти?
— Подождите, Виктор Иванович, — с мягкой улыбкой вмешался Мясников. — Вы ведь уезжаете из Минска навсегда. А у вас есть жена, которую оставлять здесь уже незачем. Стало быть, надо и ее спросить, готова ли она сегодня же выехать...
«Жена... Зачем он затронул здесь этот вопрос? И как я скажу, что я думаю об этом?»
А Мясников тем временем продолжал:
— Впрочем, не сомневаясь в том, что вы примете наше предложение, я послал за ней, и сейчас она ждет вас в приемной. Пойдите договоритесь с ней, и если она тоже готова выехать, тогда отправитесь сегодня же, а нет — вы ведь можете выехать и завтра, правда?
Оглушенный этими словами, словно лунатик, Евгеньев направился к двери. Сзади, откуда-то из дальней дали, донесся глухой голос Мясиикова: «Если решите уехать сегодня, ночью я буду провожать вас...» Но он даже не оглянулся и толкнул дверь.
И первая, кого увидел, была Изабелла. Она сидела на стуле у противоположной стены, устремив взор на дверь кабинета, словно боялась упустить момент, когда она откроется. И как только увидела Евгеньева, порывисто поднялась, всматриваясь в его лицо.
А Евгеньев той же походкой лунатика подошел к ней и сказал:
— Сегодня ночью я еду в Петроград... вернее, в Гатчину...
И тут же ее брови затрепетали, глаза засияли от радости и она с несказанным облегчением воскликнула:
— Витя! Значит, ты согласился?.. Как я рада, Витенька, что ты сделал это!.. Господи, как я ждала этого!..
«Рада?.. Ждала?..» И тогда, словно сбрасывая с себя какие-то путы, Виктор Иванович проговорил:
— А ты?..
Изабелла Богдановна с удивлением посмотрела на него и женским чутьем сразу уловила все, что таилось за этим вопросом:
— Ой, Виктор, и что за тихоня ты у меня, господи! — тихо, не то с укором, не то с восхищением произнесла она. — Ну конечно, поеду с тобой. Буду с тобой всюду, везде... — Она взяла его за руку, потянула: — Пошли отсюда. Я хочу поцеловать тебя, а здесь неудобно...
ЭПИЛОГ
Когда в ноябре 1917 года главнокомандующим одним из важнейших русских фронтов после «именитых» генералов Эверта, Гурко, Деникина и Балуева был избран бывший присяжный поверенный и прапорщик Александр Мясников, это было воспринято разного рода «радетелями» судеб России как дурной сон и еще одно доказательство того, что их родина стоит перед окончательной гибелью. И было бы напрасной тратой времени убеждать их в том, что этот «выскочка» стоит на несколько голов выше своих предшественников на посту главкома Западного фронта не только своей близостью к солдатским массам, пониманием их чаяний и дум, но и своими познаниями в области политической экономии и истории, международного права, наконец, теории военного искусства.
Но в этого бывшего прапорщика верила полуторамиллионная солдатская масса Западного фронта, верили рабочие и крестьяне Белоруссии, верили партия и Ленин. Они, Ленин и Мясников, еще не встречались лично, их сотрудничество должно было начаться чуть позже, но великий вождь, ознакомившись с отчетами о том, как проходили события в Белоруссии и на Западном фронте в первый период после Октября, уже ясно представлял, что корабль революции через многочисленные рифы и коварные течения там вел искусный капитан.
Вот почему, когда в начале декабря командующий Румынским фронтом генерал Щербачев и штаб Юго-Западного фронта согласно планам, разработанным еще в старой ставке, попытались стать во главе борьбы против Советской власти на Украине и Северном Кавказе, Совет Народных Комиссаров немедленно отрешил их от должности и назначил Александра Мясникова главнокомандующим также и Юго-Западным фронтом. А еще через несколько дней, когда Н.В. Крыленко был вызван из Могилева в Петроград для обсуждения важных вопросов, связанных с начавшейся гражданской войной, обязанности верховного главнокомандующего были возложены на Мясникова, продолжающего оставаться главкомом двух фронтов.