При этих словах зал весь напрягся, кто-то даже крикнул: «Ого!»
— Да, восстать и взять власть! — повторил Мясников, взглядом ища в зале того, кто крикнул. — Мы не могли делать этого до сих пор, потому что большинство народа еще не стало на нашу сторону. А теперь задача Советов — взять власть или, если это не удастся, погибнуть славной смертью. Такая власть немедленно разрешит вопросы о войне и о земле...
Под аплодисменты он направился к столу президиума.
Изабелла Богдановна, которая выслушала речь Мясникова, подавшись всем телом вперед, чтобы не пропустить ни одного слова, теперь наконец усталым движением откинулась на спинку кресла и окинула взглядом окружавших людей... На серых, покрытых щетиной лицах появился румянец, глаза горят от возбуждения, крупные загрубевшие руки неловко, но сильно хлопают. Она снова посмотрела на сцену, где Мясников пробирался к своему месту у стола, и подумала: «Да, эти люди, кажется, добьются своего... Во всяком случае, они верят в правоту своих целей и в свою способность осуществить их».
И тут она вспомнила свою первую встречу с Мясниковым — полгода назад в поезде... Конечно, уже тогда этот человек с такими запоминающимися глазами произвел на нее достаточно сильное впечатление. Но разве могла она тогда подумать, что их случайный попутчик, скромный прапорщик, так быстро станет одним из самых популярных людей на Западном фронте, деятелем, к голосу которого с такой верой и надеждой прислушиваются сотни людей здесь, в этом зале, и тысячи и тысячи других — за стенами его, в Минске и многих других городах, в селах и фронтовых окопах? Да и слишком уж коротка и мимолетна была эта встреча, а она тогда была потрясена происшедшими вокруг и в собственной ее жизни крутыми переменами. В России произошла революция, все ликовали по поводу наступления «царства свободы и народовластия». Сама же она была ошеломлена тем, что неожиданно для самой себя дала согласие выйти замуж за русского летчика поручика Виктора Евгеньева...
Да, это решение — выйти замуж за русского — она приняла внезапно, не испросив даже согласия родителей, что для армянки из далекой провинциальной Эривани было неслыханным и дерзостным нарушением всех обычаев и норм религии. Правда, отец ее был человеком довольно широких взглядов, общественным деятелем, сотрудничал в ряде газет, устраивал в Эривани любительские спектакли, причем много лет назад первым в городе позволил своей старшей дочери выступать в этих спектаклях, что по тамошним представлениям считалось позорным. Несмотря на ограниченные средства — жалованье учителя истории в гимназии плюс доходы от небольшого сада в Разданском ущелье, — он все же сумел отправить сначала двух старших сыновей в Московский Лазаревский институт, затем в Германию, в Лейпциг, а позже решился на совсем уж немыслимый для эриванских обывателей шаг — отпустил младшую дочь, красавицу Забел, одну в Петербург — учиться на Высших женских медицинских курсах. Замужество дочери, не испросившей отцовского согласия, — это было уж слишком даже для него. Получив известие об этом ее шаге, он разразился длинным и гневным письмом. Он укорял ее за измену той высокой цели, которую она ставила перед собой, отправляясь учиться в столицу, — показать путь к просвещению и цивилизации тем молодым армянкам, чьи души до сих пор бродят в пустыне невежества, суеверий и глупых предрассудков. «Ты, наверное, помнишь притчу о вороне Ноя[1], использованную нашим писателем Мурацаном в его повести. Никогда не думал я, что дочь моя окажется тоже вороной, которая, польстившись на такую падаль, как «офицер-дворянин, летчик из Гатчинской школы авиаторов», забудет о своем высоком патриотическом долге...»
Этот упрек особенно огорчил Изабеллу, так как она согласилась выйти замуж за Евгеньева отнюдь не потому, что соблазнилась его дворянским происхождением или близостью к аристократическим кругам гатчинских офицеров. Она была не из тех провинциальных дурочек, которых так привлекает положение в обществе.
Изабелла Богдановна приехала учиться в Петербург перед самой войной. Будучи от природы общительной и веселой девушкой, она быстро подружилась со многими курсистками. Потом появились и друзья-кавказцы из студентов Петербургского университета, Технологического института и других учебных заведений.
1
Согласно этой притче, Ной, пристав в своем ковчеге к горе Арарат, выпустил ворона, чтобы тот, обозрев окрестности, принес весть, не схлынула ли вода потопа и не появился ли достаточно удобный клочок земли, где могут обосноваться обитатели ковчега. Ворон нашел такое место, но, увидев там множество трупов людей и животных, начал лакомиться падалью и не вернулся к Ною. Тогда тот выпустил голубя, который вскоре и принес благую весть о том, что здесь можно начать новую жизнь. Эту аллегорию использовал армянский классик Мурацан (1854 — 1908} в своей повести «Ворон Ноя».