Первый номер «Звезды» вышел в свет 27 июля. И сразу стало ясно, насколько были правы те, кто стремился создать эту газету. Она сыграла огромную роль в консолидации разрозненных в огромном крае и на фронте групп большевиков вокруг вновь созданного центра — Северо-Западного областного комитета РСДРП (б). Она была главным средством политического воспитания масс, распространения идей большевиков среди рабочих и крестьян, среди солдат и офицеров. «Звезда» сразу стала любимой и необходимой газетой для одних, ненавистной — для других. Для того чтобы поддержать ее дальнейшее существование, солдаты из фронтовых частей, голодающие рабочие из разных городов собирали свои последние копейки и отсылали с нарочными в редакцию «Звезды». И Мясников, человек отнюдь не сентиментальный, однажды был растроган буквально до слез, получив такое письмо:
«Мы, солдаты, политические арестованные, находящиеся в распоряжении этапного коменданта 13 этапа города Минска и вот уже два месяца не получающие жалованья, прочитавшие дорогую нам газету «Звезда», несмотря на наше тяжелое материальное положение, решили отчислить в «железный фонд» газеты нашу посильную лепту — наш однодневный паек из хлеба и сухарей, недобранный нами в сумме 12 р. 60 к. Приветствуем «Звезду», выходящую на страх буржуазии, а нам на просвещение».
Зато штаб фронта, эсеры и меньшевики приходили в ярость от каждого номера газеты. В ставку и в Питер, правительству, летели телеграммы и доносы на эту «зловредную» газету, в результате чего 23 августа поступило распоряжение: закрыть «Звезду» и — для пресечения «зла» в самом корне — секвестровать типографию, где печаталась газета.
Но ни сами большевики, ни фронт, ни трудящиеся края уже не могли обходиться без этой своей газеты, говорящей правду о войне и политике. Поэтому принимались все меры, чтобы возобновить ее издание под другим названием. Поскольку теперь все знали печальную участь Данцига и никто уже не соглашался предоставить типографию большевикам, то пришлось буквально «революционным порядком» захватить ее у некоего Гринблата и начать печатать газету под названием «Молот».
После того как «Звезда» проложила дорогу большевистскому влиянию на массы, «Молот» сразу завоевал огромную популярность среди них. Тираж газеты по тем временам был просто огромным. Если «Звезда» с трех тысяч экземпляров дошла до шести, то «Молот» сразу поднялся до восьми, а потом и до десяти тысяч.
«Молот» выходил с 15 сентября по б октября, но восемнадцать его номеров успели оказать огромное влияние на события в Минске и на Западном фронте. В частности, во время перевыборов в Минский Совет большевики получили уже решающее большинство как в Совете, так и в исполнительном комитете.
Разумеется, в стане врагов эта новая газета вызывала еще большую ненависть, чем «Звезда». Штаб фронта, и в особенности комиссар Жданов, продолжал настаивать перед ставкой и Временным правительством на запрете «Молота». Наконец, получив согласие ставки и Временного правительства, главком Балуев 6 октября издал приказ о прекращении издания газеты.
Но большевики уже предвидели это. Наученные горьким опытом, они подготовили своеобразные «запасные позиции» — небольшую типографию при Минском Совете. И как только «Молот» был закрыт, уже через день, 8 октября, они начали издавать третью свою газету — под названием «Буревестник».
Члены областного комитета все еще не собрались, поэтому заседание начать нельзя было, а так как съезд солдат-крестьян продолжался, то Мясников, Щукин и еще несколько товарищей, захватив с собой пачку номеров «Буревестника», направились в городской театр.
Однако и здесь заседание почему-то не открывалось. Зал был уже полон, делегаты по обыкновению громко переговаривались, курили или лузгали семечки, но за столом президиума на сцене никого не было. Мясников с товарищами, как и в предыдущие дни, сидел в первом ряду партера. Он обратил внимание на то, что из-за кулис выглянули Злобин и Кожевников и, почему-то пристально посмотрев в его сторону, поспешно скрылись.
— Там у них что-то стряслось, — тихо проговорил сидящий рядом Щукин, не отрывая взгляда от сцены.
— Да, мечутся, как бараны... — ответил Мясников, пытаясь догадаться, в чем дело.
— Я выйду разузнаю, — быстро сказал Щукин и начал пробираться к выходу.
Он не возвращался целых четверть часа, а когда наконец появился, то озабоченно зашептал:
— Все эсеры во главе с Черновым заперлись в одной из комнат и о чем-то совещаются. Туда к ним то и дело входят и выходят посыльные из штаба. Но в чем дело, так и не сумел выяснить, так как меня туда не пустили.