Наступил второй день, как генерал Рубцов снова принял обязанности командира корпуса.
В сосновом бору, который раскинулся на несколько десятков квадратных километров и примыкал к большому белорусскому селу Озаричи, разместился командный пункт штаба 66-го стрелкового корпуса. Под прикрытием высоких прямых сосен на небольших песчаных полянах, поросших жидковатой травкой, усеянных старыми сосновыми шишками, натянуты выцветшие, светло-рыжие просторные палатки. Неподалеку от них автобусы, передвижные радиостанции, установленные на грузовиках ГАЗ-ММ, легковые и грузовые автомобили, причудливо раскрашенные с целью камуфляжа. По деревьям наспех переброшены десятки проводов связи, уходящих в разные направления от командного пункта. В этом небольшом лесном городке постоянное оживление. С рокотом приезжают мотоциклисты, спешиваются, не доехав до командного пункта, делегаты связи и под уздцы подводят заседланных лошадей к коновязи.
В одной из палаток над столом с ровной и гладкой столешницей, на которой разложена топографическая карта, испещренная множеством пометок, склонились три человека. Темноволосый, высокий, худощавый полковник с бледным цветом лица характерным картавящим говором докладывает обстановку в полосе действий 66-го стрелкового корпуса 21-й армии Западного фронта. Это полковник Пиказин — начальник штаба корпуса. Время от времени он поворачивает голову в сторону своего заместителя, начальника оперативного отдела штаба полковника Здановича, резко отличающегося от своего начальника небольшим ростом, коренастой широкоплечей фигурой.
Взглядом больших глаз из-под широких черных бровей Пиказин как бы предлагает что-то уточнить, дополнить. В любой момент Зданович готов прийти на помощь начальнику штаба.
Внимательно разглядывая вычерченные на карте синие стрелы, вонзающиеся с запада и северо-запада в красную прерывистую линию, означавшую фронт обороны, генерал-майор Ф. Д. Рубцов делает лишь ему понятные пометки на полях карты, в раскрытом блокноте. Он побывал в обеих дивизиях, входивших в состав 66-го стрелкового корпуса, и теперь слушал доклад начальника штаба.
— Прибыв на фронт, корпус имел лишь одну 232-ю стрелковую дивизию. В таком составе и начал военные действия, — продолжал докладывать полковник Пиказин. — С целью создать угрозу правому флангу прорвавшейся через Бобруйск к Могилеву немецкой группировки корпус 12 июля начал наступление с рубежа Ракшин — Погонцы — Притыка, имея задачу овладеть районным центром Паричи. В последующем необходимо было выйти на автостраду Брест — Москва и взять город Бобруйск, перерезав путь движения вражеских войск на восток. На второй день наступления 793-й и 764-й стрелковые полки взяли Паричи и выдвинулись в направлении Бобруйска.
В эти же дни 63-й и 67-й стрелковые корпуса нашей армии с оборонительных рубежей на восточном берегу Днепра форсировали реку и овладели городами Рогачев и Жлобин. Таким образом, правый фланг немецкой группировки оказался под серьезной угрозой с юга.
В середине июля на нашем левом фланге появилась 75-я стрелковая дивизия, прошедшая более трехсот километров после приграничных боев у Малориты под Брестом и потерявшая в боях половину личного состава и лошадей, большинство орудий, автотранспорта и обоза. Ее придали нам. Полоса обороны корпуса была расширена до 120 километров, на левом фланге оказалось опасное направление Мозырь — Калинковичи.
Подтянув дополнительно целую пехотную дивизию, пятьдесят танков, 16 июля противник при поддержке самолетов атаковал Паричи. Наша пехота не выдержала. Усилия комсостава оказались тщетными. Восстановить порядок удалось лишь на исходных к наступлению рубежах.
Командующий армией снял командира 232-й дивизии с должности и назначил генерал-майора Недвигина…
Слушая доклад начальника штаба корпуса, Федор Дмитриевич отчетливо представил высокого, плечистого, не по возрасту подвижного Семена Ивановича Недвигина. Первая его встреча с новым командиром 232-й стрелковой дивизии произошла вчера. Чувствовалось, что обстановку Недвигин знал плохо, не скрывал свою неудовлетворенность полками и командирами.