Боевое крещение 64-я дивизия получила под Любанью. Потом был Мясной Бор... Полки дивизии вырвались из ловушки, протаранили уже сомкнувшееся было вражеское кольцо. Во время операции по прорыву блокады дивизия наступала с большой земли и овладела мощным неприятельским опорным пунктом роща Круглая, нанесла немцам тяжелый урон.
Три боевые дивизии составляли корпус. И задачи перед ним ставились большие. Командующий Говоров так и сказал Симоняку: Нам нужен ударный корпус, способный прорывать любую оборону противника, в любом направлении и на фронте любой армии...
Летом и осенью корпус участвовал в двух операциях. Особенно удачным был штурм главной Синявинской высоты 50,1. Гвардейцы лишили противника возможности контролировать отсюда железную дорогу, шедшую по берегу Ладожского озера в Ленинград.
Искусно действовали в том бою командиры полков Анатолий Афанасьев из 63-й дивизии и Семен Даниленко, бывший на Ханко начальником штаба в Ленинградском полку, а теперь переведенный в 45-ю дивизию. Военный совет фронта наградил Афанасьева, Даниленко, комбата Владимира Панфилова орденами Суворова 3-й степени. Появились в корпусе после этих боев кавалеры ордена Кутузова: капитан Григорий Березин, старший лейтенант Антон Горбатюк, лейтенант Сергей Магомедов. Героем боя за высоту комкор считал и начарта 63-й гвардейской дивизии полковника Феоктиста Андреевича Буданова, который сменил Морозова. Буданов отлично разведал траншеи на высоте, обрушил на них точный огонь и не позволил противнику маневрировать, определить момент начала атаки...
...В клуб из полков корпуса приехало много солдат. Симоняк, оглядывая зал, везде видел старых знакомых: розовощекого плечистого Тимофея Пирогова, с которым в один день получал Золотую Звезду; веселого непоседливого старшину Федора Бархатова, комсомольца Московской заставы. После боев на Неве ему больше уже не поручали поварских и писарских дел. Федор вступил в партию, командовал взводом автоматчиков.
Увидел генерал капитана Владимира Массальского, оживленно разговаривавшего со своими солдатами Виктором и Тимофеем Ивановыми. Вспоминают, наверное, о чем-то веселом, хохочут. Может быть, о какой-то проделке во вражеском тылу, на это автоматчики большие мастера.
Невдалеке от сцены сидел Дмитрий Зверев. Недавно он вернулся из госпиталя в свой же полк, в свой же батальон. Говоров сдержал слово - гвардейцев по выздоровлении отправляли в те части, где они служили раньше. По этому поводу в штабе фронта говорили: У Симоняка один корпус воюет, а второй набирается сил в госпиталях. Некоторые горячие головы спешили вернуться еще и не долечившись. Считали, что среди фронтовых друзей, в своем родном полку скорее поправятся и уж наверняка не опоздают к важному боевому делу.
- Надо начинать, - сказал генерал начальнику политотдела Иванову и поднял руку. Стало тихо.
- Тут собрались бывалые и молодые солдаты, - проговорил комкор. - Каждому из ветеранов-гвардейцев, которые немало повоевали, есть о чем рассказать. Не стесняйтесь, если язык не очень бойко поворачивается. Как разумеете, так и рубите. Поймем!
Приглашение повторять не пришлось. На помост поднимались гвардейцы - и кряжистые бородачи, и еще совсем юнцы, годившиеся им в сыновья. Их поставила в один ряд война - людей разного возраста и разных мирных профессий. Сейчас мысли всех были направлены к одному - как нанести врагу удар под вздох.
- Да, да, под самый вздох! - дважды повторил эти слова Тимофей Пирогов, выступивший первым.
- Верно, старший сержант! - одобрил Симоняк. - Расскажи, как вы, гвардейцы Ленинградского полка, дрались на Неве, пускай молодые послушают.
И новички, да и бывалые солдаты, затаив дыхание слушали неторопливый рассказ ветерана. Всё у него в бою получалось просто. Проскочил через реку, ворвался в траншею, уложил десяток гитлеровцев из автомата. Увидел блиндаж, бросил в него лимонку и, влетев сразу за ней, обезоружил немецкого офицера. Затем отправился с товарищами дальше, подорвал неприятельский танк.
Тимофей Пирогов прошел через многие испытания. Природная храбрость у него органически сплавилась с умением.
Каждый действовал бы так, - подумал генерал, не сводя посветлевших глаз со старшего сержанта, - тогда смололи бы немцев под Пулковом в порошок.
Он обвел взглядом просторное, заполненное людьми помещение, проверяя, как воспринимают солдаты выступление Пирогова.
Видавших виды гвардейцев, конечно, трудно было чем-нибудь удивить - их лица говорили: И у нас такое бывало. А молодежь, не скрывая своего восхищения, неотрывно следила за шагавшим по проходу Пироговым.
И вас большие дела ждут, - хотелось сказать юношам. - И вы себя проявите. Сколько раз приходилось Симоняку видеть, как простые и тихие, ничем как будто не выделяющиеся бойцы становятся истинными героями.
Пулеметчик Иван Бурмистров был одним из таких людей. То, о чем он рассказал, как бы с новой стороны освещало качества советского гвардейца: его находчивость, инициативу, веру в свои силы.
- После атаки нашему отделению удалось прорваться во вражеский тыл, вспоминал он. - Сзади гремят автоматные очереди, наши стрелки еще в траншеях дерутся. А вокруг пусто, не видать противника. Что делать? Назад подаваться? Пойдем, думаю, вперед, а товарищи нас нагонят, поддержат. В перелеске наткнулись на немецкую дальнобойную батарею. Не ожидали нас. Напали мы на артиллерийскую прислугу, покончили с ней быстро. И пошли гулять по тылам. Перерезали линию связи, захватили еще одну батарею, минометную.
- Большой вы там переполох подняли, - одобрительно проговорил комкор. Внезапность и быстрота в бою - это почти наверняка победа. Свалишься на врага как снег на голову, и не устоять ему, если он даже в несколько раз сильнее.
Генерал слушал ветеранов и в словах каждого улавливал, как он сам говорил, изюминку, подчеркивал то ценное, что родилось в боях.
Федор Бархатов не взошел, а взлетел на сцену. По резким, нетерпеливым движениям чувствовалось - он чем-то возбужден.
- Товарищи! - начал он. - Сегодня я побывал в Ленинграде. И то, что видел, в сердце гвоздем сидит. На Международном проспекте, у завода Электросила, снаряд попал в трамвай. Пять человек погибло, десятка полтора искалечено. Мы, солдаты, привыкли к смерти и крови, не раз теряли товарищей в боях. Но когда на твоих глазах гибнут старики и дети, с этим невозможно мириться. Такая злость в душе, что на всё пойдешь! Крепко ленинградцы надеются на нас, ждут, когда избавим город от обстрелов и бомбежек. И мы не можем их обмануть!
Слова Бархатова взволновали гвардейцев.
- Скоро ли в бой, товарищ генерал? - донеслось из зала.
- Скоро! - твердо сказал комкор. - Придет срок - узнаете точно. А пока не теряйте даром ни часа, ни минуты.
В Колтуши комкор возвращался один. Иванов остался в дивизии. Надо было потолковать с политотдельцами. Симоняк невольно сравнивал его с говорливым, всегда оживленным Говгаленко, - тот уехал на учебу в Москву. Иванов был не щедр на слова, он показался поначалу человеком суховатым, одним из тех, о ком говорят: застегнут на все пуговицы. Трудно ему будет сходиться с людьми, подумал при первом знакомстве Николай Павлович.
Но через месяц-другой и сам Симоняк, и командиры дивизий, полков прониклись уважением к начальнику политотдела корпуса. Был он кадровым военным, хорошо знал армейскую жизнь, умел разглядеть суть явлений, правильно оценить их. И к людям подойти умел. Симоняк жил с ним дружно, работал рука об руку. Ведь везли они одну упряжку, делали одно дело.