3.2
Сердце сорвалось в безумную, отрывистую чечетку. Поймали! Меня поймали! Причем почти в самом начале игры. Просто подловили как ребенка, и в ответ ничего не сделать, кроме как быстро дышать и щуриться, чтобы в глаза не залетел песок.
Надо мной склонился крепкий молодой человек, слишком ширококостный для аристократа. Прямая линия бровей под тяжелым лбом, жесткие скулы, скупая линия плотно сжатых губ. Все вроде бы и правильно, но слишком грубой лепки, словно в последний момент божественным вмешательством с лица смыло все мягкие линии.
И глаза, глубоко посаженные, темные, без отражения, как ночная кайша. Плохие глаза, страшные.
— Что молчишь? — ласково сказал он. — Говорить-то ты можешь. Даже кричать.
Он приподнял мою голову и медленно, почти нежно провел пальцем по щеке. Царапая мозолистой подушечкой по коже. Теперь я снова видела центральный пятачок, где участников стало сильно меньше. Основные группы переместились к стенам — именно там сверкали плетения и разносились крики. А рядом с нами остались только переломанные раненые, стонущие и ругающиеся.
— Я буду тебя раздевать, — сказал «квадратный» лэр, так мало похожий на аристократа. Он явно никуда не спешил и за победой не рвался. — Ну и ломать немного. Меня попросили сделать все красиво, чтобы твой учитель почувствовал, каково это, видеть и быть не в силах помочь. Раздену, изломаю и поставлю голой на колени, боль в которых ты к тому времени начнешь ощущать.
Да я и сейчас все прекрасно чувствую…
— Не радуйся, потом я тебя убью, — прошептала я. И вспомнив завет Пра, добавила, — кроваво. Показательно. И прилюдно.
— Ого. А почему ты, а не твой наставник? Ты должна была пролепетать: «Не трогай меня. Мой учитель убьет тебя».
— Ни за что, я убью тебя лично.
— Проклятье, а в тебе что-то есть…
На этом месте нашу беседу невежливо прервали. Сверху гневно загрохотало:
— Изменение правил не означает изменение морали, Ваше Величество, — на краю обрыва стоял Форсмот и смотрел в сторону, где сидел король. Свет бил ему в спину, и я видела только контур тела, но даже он дышал напряжением и яростью. — Вы нарушили обещание, и я останавливаю Турнир…
Да что ж такое… То он запрещает мне участвовать, то сомневается в моих возможностях и родовом заклинании, а теперь еще и защищает, будто я тут самая слабая.
Похоже, не согласна была не только я.
— Ты не можешь! — не узнаю голос, но это не монарх. Скорее всего — Алонсо.
У них какие-то свои разборки, а мешают мне.
— Наставник, — прохрипела я, откашлялась и позвала громче. — Наставник! Не нужно ничего останавливать, очень вас… прошу…
Секундная пауза показалась мне вечностью. Но в итоге Скала был вынужден согласиться и под общий облегченный гул кивнул, на полшага отступая от края ямы. Все же решил не продавливать свое решение, прислушался ко мне, надо же.
Я еще в игре.
— Разобралась? — ласково прошептал мне жуткий лэр, который во время «обсуждения правил» даже не пробовал отойти от меня подальше. — У твоего наставника уникальный слух.
Это да, сама удивлена, но — совершенно не против. Надеюсь, у него еще и зрение отличное, потому что, если мой план-таки не сработает, придется нанести самой себе тяжелые травмы, чтобы не попасть в твои руки, извращенец. Нельзя издеваться над тем, кто выбыл и уже не участвует в турнире. Надеюсь, Скала меня подстрахует.
Но это на крайний случай, а пока я надеюсь выиграть.
— Ты испугался, что я сбегу, Палач? Разве я могу оставить тебя, не отомстив за угрозы?
— Ты знаешь прозвище… Так-так-так. Смотри на меня! — он резко повернул мою голову, ухватив пальцами за щеки. И едва не сбил концентрацию на искрах, которые я разгоняла. Пришлось с трудом сдерживаться, чтобы раньше времени не выдать насколько я вернула себе свое тело. — Куда пялишься?
Хм, моя промашка. Я постаралась больше не оглядываться на парня, который валялся за спиной Палача. Компания егерей оставила его с поломанными ногами, и хрупкий на вид паренек не мог двигаться. Зато с руками у него было все в порядке, и уже больше минуты он выплетал какое-то заклинание, недобро поглядывая на моего противника. Вряд ли он слышал все, но даже обрывки разговора его разозлили настолько, что он решил сделать хоть что-то.
А для меня сейчас любая малость полезна. Двигаться я уже могу, а вот за скорость не отвечаю.
— Совсем не боишься, — сказал Палач. И его глаза стали еще темнее и непрогляднее, словно не было дна в холодных неживых зрачках. По губе текла капля крови. Он что, ее так сильно прикусил? — А должна.
Я почувствовала, как он грубо перехватил мою ладонь, надавил… Проклятие, больше ждать нельзя, иначе мне сломают руку. Пришлось в ответ сжать его кисть, фиксируя, чтобы не развернулся. И заорать: