При Александре Третьем внутренние злобно-разрушительные силы были усмирены, а страна достигла небывалого процветания во всех сферах отечественной жизни. Правда, именно при нём Россия пошла на сближение с Францией, отходя от Германии, что должно было неминуемо роковым образом сказаться на будущем России, как предполагал Снесарев и как и сталось в действительности: путь от Первой мировой войны до русской революции оказался короче ковровой дорожки, на которой в недобрый для России час сошлись русский царь и французский премьер под звуки добродушно императором дозволенной «Марсельезы». А Франция двигалась в фарватере английской политики, традиционно к России недоброжелательной. После Русско-японской войны Англия, правда, повела курс на сближение, якобы на сближение, с ослабленной, но по-прежнему для её всесветных притязаний опасной на индийском и персидском направлениях Россией.
Уже в этих двух лекциях проявлен истинно большой геополитик, военный мыслитель европейского уровня, ими Снесарев определял геополитический горизонт страны, её геополитические реальности и иллюзии. Глубокое убеждение военного мыслителя: России должно быть нейтральной державой. Он, как Менделеев, как Столыпин, видел Россию истинно великой, первошествующей и процветающей страной, а для этого требовалась хотя бы четверть века мирной жизни, без потрясений (в смутьянствующее крыло Думы Столыпин бросил всю страну окликнувшие слова: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»).
И Снесарев писал: «Рисковать войной мы права не имеем… России нужен долгий и прочный мир для внутренней работы… Почему она неминуемо должна стать на сторону или Германии, или Англии? Почему Россия не может оставаться свободной, жить своей собственной жизнью, не втягиваясь в ту борьбу, которая касается других?..» Он прекрасно видел, что неискреннее, формально узаконенное соглашение с Англией предопределяет поворот государственных векторов и операционных стрел генштабовских карт против Германии, которая, не в пример Англии, не только не воевала против России весь девятнадцатый век, но и протягивала пусть и не совсем уверенную руку если не дружбы, то хотя бы понимающей взаимности. Чтобы обрести уровень «активно и прозорливо работающей страны», России не во вред было бы по-настоящему освоить опыт Англии, её народа и кабинета, за столетия выработавших ничем не нарушаемый путь защиты своего интереса (прежде всего интереса), прежде всего расчёта, редко когда утесняемого нравственными соображениями и угрызениями.
И через долгие годы, уже после Первой мировой войны, Снесарев вспоминал злосчастное англо-русское соглашение: «Кто в 1907 году, т.е. за семь лет до мировой войны, забавным политическим росчерком пера временно вычеркнул из памяти и обихода старые среднеазиатские распри с Россией, опять-таки готовясь к какому-то крупному шахматному ходу? Это была Англия, а не Германия».
От одной катастрофы — к другой. От восточной — к западной. Отголоски дальневосточной войны-трагедии так или иначе постоянно давали о себе знать, 1908 год не был здесь исключением. По-прежнему и в столицах, и в самых отдалённых уголках страны звучал исполненный скорби шатровский вальс. Вышел в свет тематический альбом военного художника Н.С. Самокиша — с жёстко впечатляющими рисунками: «На сопке после штурма», «Улица в Мукдене», «Бой у станции Шахэ», «Помни о войне»… В печати был помянут день гибели Р.И. Кондратенко, отважного и бесстрашного начальника сухопутной обороны Порт-Артура, четырьмя годами ранее убитого при осмотре форта — при попадании снаряда в офицерский блиндаж-каземат.
В апреле 1908 года страна прощалась с генерал-адъютантом Н.П. Линевичем, участником Русско-японской войны. Он был не последней начальнически-командной фигурой в объединённых силах европейцев при подавлении Ихэтуаньского (Боксёрского) восстания — восстания больших кулаков, входил с «союзниками» в Пекин; а в Русско-японскую войну командовал Маньчжурской армией. Смерть его почтили даже японцы: военный министр Японии прислал телеграмму с выражением соболезнования и большой венок от японской армии.
Снесарев хорошо знал Линевича, который бывал на заседаниях Общества востоковедения, а снесаревских лекций и вовсе не пропускал. Бывал он и в доме Снесаревых. Иногда они бродили по берегу Невы, а разговоры всё время были о войне и мире. Говорили о том, что раньше, намного раньше, нужно было России «задружить» с Китаем и Японией. А затея подавления Боксёрского восстания и неблагодарная и не имеет никакого будущего. Восстание, в сущности, из народных низов, оно против иностранного засилья, и как же набросились иностранные конкистадоры на Китай, сколько их в этой мгновенной сплотке — американцы, англичане, французы, немцы, австрийцы и венгры, итальянцы, японцы и, увы, русские! Командовал объединёнными европейскими войсками германский генерал-фельдмаршал фон Вальдерзее, однако, и он, Линевич, не в дальней стороне пребывал, когда, с позволения сказать, союзники втягивались в Пекин, выдавливая оттуда повстанцев.