Моряк тем временем еще раз огляделся по сторонам и стал спускаться вниз с Приморского бульвара по лестнице, величие которой подчеркивается многообразием ее названий — Портовая, Бульварная, Большая, Гигантская, Воронцовская.
На Приморской улице он огляделся. По рельсовой колее мимо него неспешно проезжали конки — красно–желтые двухэтажные вагоны, запряженные парой лошадей. Флажки по обеим сторонам конки свидетельствовали, что свободных мест в вагоне нет. Номера у маршрутов также отсутствовали — лишь вывески с наименованиями начальной и конечной остановками, а потому, чтобы воспользоваться удобствами городского публичного транспорта стоимостью в пять копеек, нужно было быть весьма сведущим в городской топографии. Человек в флотском пальто не мог похвастаться детальным знанием Одессы и потому подозвал извозчика на дрожках, пожертвовав двадцать копеек во славу комфорта и скорости передвижения.
Поездка на ландо, карете или фаэтоне обошлась бы ему вдвое дороже, и хотя двадцать копеек моряка ни в коей мере не разорили бы, его нынешние стесненные обстоятельства вынуждали его относиться к деньгам в высшей степени рачительно.
По Преображенской улице извозчик споро довез человека до Дерибасовской. Когда пересекали Соборную площадь, слева мелькнул пятиэтажный дом, похожий на корабельный форштевень — на первом этаже его располагалась известная в городе кофейня Бернгарда Либмана. Фасад дома–форштевня «украшали» будто черные потеки, великое множество скворцов, восседавших на карнизах и лепных фигурках.
Человек с некоторым сожалением кинул взгляд в сторону кофейни. Он, словно ребенок, любил сладкое, но необходимость экономить средства лишила его этого удовольствия.
Миновали перекресток Дерибасовской и Екатерининской. Слева, в огромном доме номер четырнадцать по Екатерининской улице располагался популярный ресторан Карла Брунса, славившийся дешевизной — три, четыре или пять блюд с обязательной чашкой кофе стоили там соответственно пятьдесят копеек, семьдесят пять копеек или один рубль. И хотя «У Брунса» угощали замечательным пивом и вкусными сосисками, человек проигнорировал сей храм вкусной и здоровой пищи по иной причине — ему хотелось тишины, в то время как сия ресторация место многолюдное, шумное и богемное. Проезжая мимо дорогих заведений, мужчина тихо разговаривал сам с собой:
— Есть, конечно, хочется, а как иначе, коли с утра не емши, но скромнее нужно быть Всеслав Романович, скромнее. По средствам нужно жить, а их, средствов, ой как не густо осталось. Бог весть, сколько нам еще в порту предстоит горе мыкать, так что придется нонче без Либманов, да без сдобного искушения их обойтись, — разговаривая сам с собой, мужчина улыбался и умышленно коверкая свою речь на простонародный манер, — теперича нам только недорогая какая ресторация по карману. Впрочем, как и вчера, и, вернее всего, как и завтра… Здесь не Питер, до которого две тыщи верст и тридцать рублей с полтиной, ежели первым классом желаете, тут Одесса–мама. На горести наши всем с марса наплевать, и сколь ты, батенька, Бодлера не цитируй, ни подаст никто. Да ты и сам не возьмешь, однако…
В итоге, человек попросил высадить его на перекрестке Дерибасовской и Ришельевской, расплатился с извозчиком и вошел в полуподвальное помещение ресторана «Баварiя».
За входными дверями размещался просторный холл, стены которого были обиты тканью с незатейливым, но приятным взгляду рисунком. Вдоль стен холла на чисто вымытом деревянном полу стояли несколько кресел с витыми ножками. Напротив входа приветливо светилось окно гардеробной, рядом с ростовым зеркалом в массивной деревянной раме.
Служитель гардеробной, до сего момента читавший газету, вальяжно развалившись при этом на стуле возле окна, увидев вошедшего, встал и вежливо, но без излишнего подобострастия поприветствовал посетителя. Приняв от мужчины пальто и фуражку, аккуратно разместил их по соседству с плащами и шинелями предыдущих гостей.
Отдав верхнюю одежду, Всеслав Романович подошел к зеркалу, привычным движением одернул полы двубортного кителя с четырьмя золотыми полосами шеврона капитана торгового флота. Вынув из внутреннего кармана расческу, он парой взмахов привел в идеальное состояние пробор, довольно улыбнулся своему отражению и прошел в трапезную.
Она представляла собой длинное сводчатое помещение, рассеченное арками на отдельные полузалы, со столами укрытыми свежими крахмальными скатертями.
Помимо сходных цен — полный обед здесь стоил до шестидесяти копеек – капитану также нравилось то, что возле каждого столика здесь стояло по одному стулу и, следовательно, не имелось необходимости искать уединения.