— Всех? — спросил Грегор. — Их что, много?
— Всего ничего. Каждую неделю появляются один-двое.
Мы спросили кладовщика о своей группе, но либо она действительно не проходила через эти казармы, либо ему велели помалкивать, так как он ответил, что ничего о ней не знает. Даже если он и видел их, то вряд ли бы сказал, потому что едва мы вернулись со склада, нам приказали явиться в гестапо для подробного допроса. Там повторилась та же история, что в НКВД. Никто не хотел верить, что мы говорим правду.
— Вот как! Говорите, пришли из Сталинграда? — спросил с легкой сардонической улыбкой на губах молодой, самоуверенный гауптштурмфюрер.
— Из Сталинграда, — ответил Грегор.
— Каким образом?
— Нас вывел генерал СС. Мы вышли большой группой, около восьмиста человек.
— Фамилия этого генерала?
— Аугсберг. Генерал Аугсберг.
Гауптштурмфюрер раздраженно полистал какие-то бумаги на письменном столе.
— Когда это было? Какого числа?
Мы с Грегором переглянулись и пожали плечами.
— Двадцать шестого или двадцать седьмого января, — предположил я.
— Понятно. — Он поднял на нас взгляд. — Значит, в Сталинграде все еще шли бои, когда генерал Аугсберг вас увел?
— Да — в одном-двух местах, — ответил я с простодушным видом. — Русские готовились атаковать наши позиции возле Нового театра и кладбища.
Гауптштурмфюрер улыбнулся при этих словах. Что-то записал на чистом листе бумаги и дружелюбно угостил нас сигаретами.
— Когда генерал уводил вас, никто не возражал? Ни один офицер?
Грегор покачал головой.
— Нет. Оставаться в Сталинграде было бессмысленно, русские легко одолевали нас. Удержать город мы никак не могли. Игра была окончена, мы хотели уйти оттуда.
— И продолжать сражаться в другом месте, — добавил я, смутно предчувствуя опасность. — Там, где мы принесли бы больше пользы.
— Участь Сталинграда была решена несколько месяцев назад, — пренебрежительно сказал Грегор.
— Конечно, конечно, — пробормотал гауптштурмфюрер, откинувшись на спинку стула и поигрывая зажигалкой. — Значит, генерал Аугсберг образовал группу, увел вас… и никто из ваших офицеров не возвысил голос в протесте?
— Насколько я знаю, нет, — неопределенно ответил Грегор.
— И однако генерал Аугсберг был для вас посторонним? Не вашим командиром?
— Видите ли… — Грегор пожал плечами. — Там образовалась неразбериха. Мы, в сущности, представляли собой остатки разбитых частей. Несколько человек из одной дивизии, несколько из другой… командовать было некому, пока не появился генерал Аугсберг и принял командование на себя.
— Он был таким человеком, — добавил я, — что все его приказы выполнялись. Беспрекословно.
— Но вы разве не понимали, что он приказывает вам дезертировать? — вкрадчиво спросил гауптштурмфюрер. — Должны ведь были понимать? У вас было оружие, боеприпасы, вас было восемьсот человек… очень мощная группа! Почему вы не остались сражаться с противником?
— Сражаться с противником? — повторил с недоуменным видом Грегор. — В этом не было смысла, нас били со всех сторон… в конце концов, мы просто выполняли приказ.
— Как всегда, — добавил я.
Гауптштурмфюрер поднялся. Вышел из-за стола, разминая ноги и поскрипывая высокими сапогами. Сурово оглядел нас.
— Вы должны были воспротивиться этому человеку. Возразить ему…
— Послушайте, — возразил я, — слышали вы когда-нибудь, чтобы солдат возражал генералу?
Гауптштурмфюрер явно не слышал. Он вернулся за стол, взял хлыст и принялся задумчиво похлопывать себя по ноге.
— Вы противостояли русским в Гумраке, так ведь? — Очевидно, он уже знал ответ на этот вопрос. — Что произошло, когда бой окончился? Что вы сделали?
Грегор издал отрывистый смешок.
— Драпанули!
— Пошли к Дону, — спокойно сказал я.
— Мне кажется, — заметил гауптштурмфюрер, — что после дезертирства из Сталинграда ваш марш представлял собой беспорядочное бегство на запад.
— К немецкой линии фронта, — добавил я.
Гауптштурмфюрер пропустил мои слова мимо ушей.
— Генерал ни разу не приказывал вам атаковать позиции русских? Ни разу не организовывал диверсий в тылу противника? Ни разу не взрывали его складов, не разрушали путей снабжения?
— Чем? — ответил Грегор. — Мы шли как только могли быстро.
— К немецкой линии фронта, — повторил я.
Гауптштурмфюрер снова не обратил на меня внимания и сосредоточился на Грегоре.