Выбрать главу

Гитлер пошел, высоко поднимая ноги, осматривать нас. Генералы следовали за ним. Время от времени фюрер останавливался сделать замечание или кратко поговорить с удостоенным чести солдатом. Ни с кем из нашей роты он не разговаривал, но остановился перед Портой и молча смотрел на него несколько секунд. Видимо, нашел Порту отталкивающе обаятельным. Мне хотелось знать, почему. Я испытывал почти неодолимое желание присоединиться к Гитлеру в созерцании физиономии Порты, и я мучительно надеялся, что Порта не забудется и не раскроет рта.

Ровно через семь минут все было кончено. Гитлер, не пожав никому руки, сел в свой «мерседес» и уехал. Три минуты спустя двор опустел вновь. Визит продолжался от силы всего десять минут.

После того как фюрер нас покинул, мы собрались в уборной для игры в карты. Все чувствовали себя разочарованными и в какой-то мере обманутыми. Так долго ждали и так мало видели! А тот, кого видели, оказался таким шутом, таким карликом, такой пародией на то, что мы ожидали!

— Это точно был он? — недоверчиво спросил Малыш. — Как думаете, в самом деле он, или прислали кого-то другого, одетого под него?

— Он, не сомневайся, — ответил Старик.

— Черт возьми! — произнес Малыш, беря свои карты. — Надо же, такой щуплый, низкорослый шибздик!

16

Те, кто уцелел на фронте, не вправе себя поздравлять. Истинные герои — те, кто пал там.

Адольф Гитлер,
19 марта 1945 г.

Утром 1 февраля 1943 года из Сталинграда в Берлин от генерала Паулюса пришла следующая телеграмма:

«Мой фюрер! Шестая армия сохранила верность. Мы сражались до последнего солдата, до последнего патрона, как вы приказали. У нас не осталось ни оружия, ни боеприпасов, ни продовольствия. Полностью уничтожены следующие дивизии: 14-я и 16-я танковые; 9-я зенитная дивизия; 30-я мотопехотная дивизия; 44, 71 и 176-я дивизии; 100-я егерская дивизия. Хайль Гитлер! Да здравствует Германия!».

В половине шестого того же дня Шестая армия отправила последнее радиосообщение:

«Русские вошли в бункер».

Лейтенант Вульц, радист, затем отправил международный сигнал EL: радиостанция навсегда прекращает работу. Взял лопату и уничтожил передатчик; затем взял пистолет и застрелился.

Генерал Паулюс, солдат волею обстоятельств, постоянно заявлявший: «Мне приказано, я могу только повиноваться!», теперь хотел полностью отстраниться от текущих событий.

— Я не хочу иметь ко всему этому никакого касательства, — сказал он начальнику штаба, пришедшему к нему с вестью, что русские вновь предложили условия почетной капитуляции. — Я умываю руки. Мысль о капитуляции мне отвратительна, и я не приму никакой ответственности за подобный ход событий. Хочу только, чтобы со мной обращались как с частным лицом. Можете принять командование над армией и поступать, как сочтете нужным… И можете передать русским, что я не желаю идти по городу пешком! Если они хотят от нас содействия, пусть ведут себя благородно. Пусть обеспечат транспортом меня и моих генералов… Но предоставляю это вам, Шмидт. Я не буду иметь к этому никакого касательства.

ПОЕЗД

Станция походила на тысячи других в России. У входа увядало под бледным солнцем несколько весенних цветов. За домиком начальника станции валялась куча конского навоза. Все бранились и старательно обходили ее, но никто не брал на себя труд взять ведро с лопатой и убрать навоз. Видимо, куче предстояло лежать там, пока не сгниет.

Платформа была заполнена крестьянами и курами. Кое-кто ждал поезда больше двух суток и, чтобы куры не разбрелись, связал им ноги. Один мужчина держал на собачьем поводке свинью. Свинья была замечательная, жирная, белая, с бросающейся в глаза черной головой. Звали ее Таня, и она иногда отзывалась на свою кличку. Мы бросали на нее жадные взгляды, однако даже Порта не осмеливался поднять руку на такое животное.

Недостатка в поездах не было, они постоянно прибывали и отправлялись, но почти ни один не вез пассажиров. Главным образом то были составы с военным имуществом, шедшие на восток. Их везли два паровоза, один спереди, другой сзади; громадные локомотивы изрыгали облака серого дыма, машинисты и кочегары были черными, потными. Эти железнодорожники были знакомы с насильственной смертью почти так же, как мы. Уровень аварий и диверсий был высок, и работа их была крайне опасной. За каждым поворотом их могла ждать смерть.

Иногда товарные вагоны использовались для перевозки трупов, но главным образом в Германию везли поврежденные орудия и другую военную технику, где их будут ремонтировать военнопленные. Один путь предназначался для санитарных поездов. Они проходили мимо станции без остановки каждые двадцать минут.