Киев был объявлен на военном положении. В итоге к суду были привлечены 106 участников бунта, 3 человека приговорены к смертной казни, 62 – к дисциплинарным батальонам, а 28 военнослужащих сосланы на каторгу165.
Как видно, восстание удалось остановить благодаря решительности отдельных военачальников и тому, что армия в своей массе и корпус офицеров остались верными присяге. Однако тут же подняла голос либеральная общественность, и Сухомлинов, ожидая реакции из Петербурга, не предпринимал решительных действий. К тому времени никаких определенных указаний в провинцию не давалось, и местные власти, как гражданские, так и военные, стараясь угадать настроение верхов, оказались предоставлены сами себе, «руководствуясь лишь общим указанием: чтобы было спокойно, но чтобы никого не раздражать и не допускать ничего незаконного»166. Как отмечал сам Владимир Александрович: «После 1904 года с каждым днем все более и более я предоставлялся самому себе: в Петербурге не было твердой воли, никакой определенной цели, а социальные и национальные, а также партийно-политические лозунги сбивали людей с толку и накаляли их настроение»167.
Только спустя месяц В.А. Сухомлиновым была объявлена благодарность и произведено высочайшее награждение орденом Святого Владимира 3-й степени командира Миргородского полка полковника Стааля168, сыгравшего ключевую роль в подавлении восстания. Это притом, что последний пользовался в Киевском военном округе репутацией «выдающегося командира» и должен был после полка быстро пойти вверх по служебной лестнице169.
Трагический урок был усвоен, и Сухомлинов решил взять более твердый курс. При тесном взаимодействии с охранным отделением были выработаны необходимые предупредительные меры по недопущению волнений в войсках подчиненного округа, которые затем были проведены военным начальством быстро и решительно. Командующий посещал наиболее подверженные разложению части и требовал дисциплины, причем не только от солдат, но и от офицеров и генералов.
Действия Сухомлинова не ограничивались исключительно репрессиями. Более того, он никогда не забывал о снисходительности, отмечая, что «разумная, гуманная дисциплина поддерживает порядок в войсковых частях, тогда как жестокость, грубость и бессердечие ведут к озлоблению и беспорядкам»170. Например, он заменил смертельный приговор на бессрочную каторгу организаторам выступления Киевской саперной бригады.
Результатом действий командования явилось то, что пропагандисты стали бояться подступаться к солдатам, а «при попытках подхода солдаты арестовывали их и тащили по начальству, и, таким образом, мы скоро отучили их соваться к войскам»171.
Данные выступления наглядно показывают, какое особенно тяжелое время переживал Киевский военный округ – насколько глубоко революционная пропаганда проникла в армейскую среду. Чем ближе к концу подходила маньчжурская кампания и масса раненых и больных, не исключая дезертиров, возвращались домой, тем сложнее было В.А. Сухомлинову как командующему стратегически важным военным округом поддерживать дисциплину во вверенных ему гарнизонах.
Впервые за многовековую историю страны вооруженные силы стали выходить из-под контроля правительства. На 1906 г. приходилось уже 166 солдатских выступлений, в том числе 32 вооруженных с общим числом участников более 150 тысяч человек172.
Генерал-губернатор
После отставки командующего и одновременно генерал-губернатора Киевской области М.И. Драгомирова вновь состоялось разделение ведомств – военного и гражданского. Юго-Западный край было поручено возглавить бывшему петербургскому губернатору, генералу от кавалерии Н.В. Клейгельсу, который, как ехидно шутили в столице, был «выдающимся градоначальником в смысле полицейском». В Киеве он, стремясь к более лояльному отношению в обществе, старался избегать репрессивных мер, а если и прибегал к ним, то таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто бы указания исходят из столицы. Вскоре отношение к нему стало более или менее безразличным, по крайней мере «при развитии политических убийств он избегнул всяких покушений»173. Так же безразлично и даже насмешливо относился к генерал-губернатору и Сухомлинов. Как вспоминал А.А. Сидоров, занимавший с 1904 по 1909 г. должность отдельного цензора174, частые встречи с Сухомлиновым нередко начинались с ироничного вопроса: «А вы слышали, какую новую глупость сделал Николай Васильевич (Клейгельс)? Удивительный человек этот Николай Васильевич». И далее следовал рассказ об очередной неловкости или бестактности, допущенной Клейгельсом, «причем в этих рассказах действительность нередко, несомненно, сильно приукрашалась»175.