Генерал Каппель был назначен командующим 3-ей армией вместо Сахарова. К этому времени 3-я армия была уже прижата к левому берегу Иртыша. Широкая, бурная река не замерзала. По ней шли отдельные льдины, но было слишком тепло, чтобы они сковали весь Иртыш. Гибель нависла над армией. Каппель это отлично понимал, но против природы был бессилен и он. Противник был в одном, двух переходах, противник сильный, озлобленный, беспощадный. В какой-то грязной, холодной халупе, из за стен которой доносились голоса и шум его армии, сидел Каппель и мысли одна другой тяжелее жгли мозг. Выхода не было и оставалось одно -- честно погибнуть с этими подчиненными ему людьми.
-- "Погибнуть? Даже лучше -- тогда хоть отдых будет", проползла усталая мысль, успокаивая, убаюкивая. Но сразу за ней другая, острая, как нож, обожгла мозг -- "А дело? А люди? А борьба? А Россия? Гибель -- самый простой выход -- гибель -- трусость. Погибнуть -- просто, но нельзя погибнуть. Ищи выхода, борись..."
И до утра, то в холодной халупе, то на берегу Иртыша сжигал себя Каппель в бесплодных поисках выхода. Вот что пишет полк. Вырыпаев, участник этих страшных часов:
"Начало темнеть. Западный берег Иртыша был занят десятками тысяч повозок, сгрудившихся на берегу непроходимой мощной реки, по которой густо шли угловатые льдины. Каппель указал на бесчисленные обозные повозки, сражавшихся с врагом наших частей; вокруг этих повозок сновали плохо одетые люди, разводившие костры. Каппель тихо сказал: «Если река не замерзнет -- часы этих повозок сочтены. Фронт совсем недалеко, а враг наседает. Переправы другой нет". Но Провидение сжалилось над несчастными -- мороз к ночи усилился. Идущие по реке льдины остановились и стали соединяться между собой, сначала тонкой, как паутина, корочкой льда, которая все росла. Кто-то догадался из пробитой проруби плескать на лед водой и она тотчас же замерзала толстой корой. Через какие нибудь два-три часа от плескания воды на льду образовалась толстая корка, сначала выдерживавшая тяжесть человека, а к утру по сделанным тропинкам осторожно стали проходить упряжки".
Если принять во внимание, что к Иртышу были прижаты не только обозы 3-ей армии, но и все ее строевые части, то станет ясным, что гибель грозила всей армии в целом вместе с ее командующим. Профессор Гинс об этом страшном моменте пишет: "Совершилось нечто непредвиденное. Взоры всех с тревогой впились в сторону Иртыша. Он не замерзал. Падал мокрый снег, стояла распутица, зима упорно не приходила. Незамерзшая, непроходимая река на пути отступающей армии -- это грозило такой катастрофой, о которой язык отказывался говорить".
Участь Омска, несмотря на уверения нового Главнокомандующего, была решена и ген. Сахаров сам предложил Адмиралу Колчаку покинуть Омск. Этим была решена и участь самого ген. Сахарова -- оставить его на посту Главнокомандующего Адмирал уже не мог.
Когда части 3-ей армии переправились через Иртыш, перешел туда и штаб Каппеля. Медленно, шагом, с адъютантом поручиком Бржезовским и полковником Вырыпаевым. ехал Каппель по улицам умирающего Омска. Какие-то воинские части, всех родов оружия, мечущееся по улицам население, сани, лошади -- все смешалось в один нелепый клубок. Какая-то женщина с растрепанными волосами, в одном платье, увидев Каппеля кричала диким голосом -- "Генерал, помогите -- последнюю лошадь забрали". В другом месте, по всей видимости, интеллигентный человек, в шубе с каракулевым воротником и в очках, со злобой крикнул вслед -- "Генерал... Догенералились". Дальше какой-то мастеровой юркнул в калитку и отчаянный разбойный свист прорезал воздух. Бледный от бессонных ночей, с застывшим лицом, почерневшими глазами, Каппель судорожно сжимал поводья. "Догенералились"... мелькнул в уме недавний крик. Но в эти минуты в выгоревшей душе не нашлось ответа. Тупые, непонимающие, бредящие карьерой, не почерпнувшие ничего в страшные дни революции для борьбы с ней. люди сами подготовили поражение и гибель. Мелькнул в памяти безумный приказ Сахарова о защите Омска. Каппель отмахнулся внутренне -- таких приказов было много и без Сахарова. Чуть не на всех заборах Омска виднелись раскленные огромные приказы Сахарова о том, что город превращен в неприступную крепость, взять которую врагам не удастся. Прочитав этот приказ, Каппель чуть пожал плечами.
На станцию Омск направлял Каппель коня, чтобы связаться с тылом. Чтобы не прибавить горечи, которой и так было много в душе, он старался не смотреть на отступающие части. "А ведь могло быть совершенно иначей, прошептала мысль и он снова отмахнулся -- "0 чем говорить?"" Он уже подъезжал к вокзалу. "Генерала Каппеля... Генерала Каппеля... К телефону. Требует Верховный Правитель", донесся до его слуха громкий крик железнодорожного телеграфиста со ступенек вокзала.
Быстро спрыгнув с коня, Каппель бросился с полковником Вырыпаевым в телеграфную комнату. Гудел прямой провод Омск -- Татарская и в словах летящих по нему, словах двух смертников, окончательно решилась судьба Каппеля. Ясны и определенны были слова Адмирала о том, что он хочет видеть Каппеля на посту Главнокомандующего взамен ген. Сахарова. Каппель вдруг почувствовал физически как непереносимая тяжесть легла на плечи. "Сумею ли? Хватит ли сил? Людей нужно спасти, а хватит ли на это умения и знаний? Это не Волга, не Казань..."
И искренне и просто ответил: "Ваше Высокопревосходительство, есть много командиров старше и опытнее меня. Я неподготовлен к такой большой и ответственной роли. Ваше Высокопревосходительство, почему вы мне это предлагаете?"
Секунду телефон молчал, а потом тихий голос Адмирала донесся до Каппеля:
-- "Потому что только вам, Владимир Оскарович, можно верить".
Но эта фраза еще более усилила колебание генерала. "Можно верить... А если не оправдаю доверия?" И еще пытаясь отказаться, сознательно уменьшая свои военные дарования, медленно сказал в трубку, что кавалерийский полк он принял бы, но армию... "Ну, а если вы получите приказ?" прервал его уже ставший резким голос Адмирала. "Приказ я должен буду выполнить", ответил Каппель -- последняя страница его жизни с тихим шелестом открылась.
Через час Верховный Правитель прислал приказ о назначении генерала Каппеля Главнокомандующим.
Принять все дела от ген. Сахарова Каппель не мог, так как эшелон штаба фронта и сам ген. Сахаров находились уже на станции Тайга. Оставляя Омск, ген. Сахаров назначил своим заместителем Каппеля. Но в этом приказе не было указано какие части и в каком направлении находятся, и какие склады и с чем именно находятся в Омске. Отходивший в арьергарде Каппель, у которого был на учете каждый час, так как противник был в непосредственной близости, не мог тратить время на разыскиванье этих складов. Да и приказ штаба фронта требовал скорейшего оставления Омска. Отмененная генералом Сахаровым эвакуация доставила противнику огромное военное имущество. Не сдав своего поста Каппелю, генерал Сахаров разослал приказ, в котором подробно разработал план, как под Ново-Николаевском будут разбиты красные партизаны, но какими частями будет проведена эта операция указано не было. Двигаясь на восток, штаб 3-ей армии и Каппель никак не могли догнать эшелон штаба фронта, так как пути были забиты до предела. Приказ о назначении ген. Каппеля главнокомандующим ген. Сахаров имел, и было бы вполне естественным задержать свой эшелон для сдачи дел, но почему-то это сделано не было и, когда Каппель прибыл на ст. Ново-Николаевск, то там ни поезда Верховного Правителя ни эшелона штаба фронта уже не было. Нужно сказать, что накануне Каппель получил от Верховного Правителя телеграмму о желании личного свидания на ст. Ново-Николаевск. Но здесь ждала его другая телеграмма такого же содержания с назначением встречи на ст. Тайга. Только к вечеру вагону ген. Каппеля удалось выбраться из Ново-Николаевска, но прибыв утром на ст. Тайга, он узнал, что поезд Адмирала отбыл дальше на ст. Судженка, в 37 верстах от Тайги. Тут, на ст. Тайга, от которой отходит ветка на Томск, Каппель снова столкнулся с уродливой и зловещей гримасой гражданской войны. Эшелон ген. Сахарова, который, наконец, догнал Каппель, был оцеплен частями первой армии и по приказу ее командующего, ген. Пенеляева, вход и выход из вагонов эшелона был запрещен. Старый главнокомандующий, по приказу Пепеляева, был арестован. Даже в истории гражданской войны, где возможны всякие, часто недопустимые положения, такого антидисциплинарного случая не бывало. Уставший, с измотанными нервами, тяжело переживая создавшееся положение, Каппель сразу осознал недопустимость и преступность такого акта. Кавалер двух офицерских Георгиев, лично безумно храбрый, любимый своими частями, 28-летний ген. Пепеляев был по выражению Верховного Правителя, "революционным генералом". В свое время он одерживал блестящие победы на Урале, его имя знал каждый сибиряк, но явная молодость, неуравновешенность, неумение бороться с первым впечатлением и анализировать события и собственные поступки во время отступления, толкали его на ошибочные, ложные шаги. После же того, как его брат В. Н. Пепеляев стал председателем совета министров, голова у молодого генерала закружилась еще больше.