После чего «красный Бонапарт», как приверженцы Троцкого называли своего кумира, начал осуществление контрудара по белым войскам генерала Юденича. Благо он имел значительное численное превосходство и в людях, и в артиллерии, и в пулемётах. И полное господство в водах «прифронтового» Финского залива.
Правительственная Москва была крайне озабочена исходом боев. Из Кремля председатель Совнаркома В. И. Ленин телеграфировал в Петроград на имя Троцкого:
«Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать ещё тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулемёты, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?»
Троцкий считал, что можно безоружных или почти совсем не обученных военному делу людей гнать в бой, практически на верную смерть. Только на Пулковских высотах красные потеряли около 10 тысяч человек, то есть столько же, сколько составляла вся боеспособная часть белой армии...
Главнокомандующий вооружёнными силами Северо-Запада вместе со своим штабом обосновался в дни отступления в Нарве. Организовать командование войсками оттуда Юденичу никак не удавалось. Произошло самое страшное на войне — полководец потерял нити управления своими войсками. Все попытки наладить его ни к чему не приводили.
Казалось, что уж кому, как не бывшему командующему Отдельной Кавказской армией, уметь оценивать складывающуюся ситуацию и реагировать на все оперативные изменения. Но Юденич «был уже не тот». Генерал Ярославцев с болью писал в своих воспоминаниях о Николае Николаевиче и событиях тех дней:
«При отходе от Гатчины войска, не имея руководящих указаний, отходили в беспорядке. Начальники дивизий ездили к ген. Юденичу в Нарву за инструкциями, но ни он, ни начальник штаба ген. Вандам, ни его коллеги — Малявин и Прюссинг не знали, на что решиться, и отход обратился в бесцельное, стихийное отступление...»
Последний «удар» по юденичской армии нанёс не кто иной, как сам барон Маннергейм. 5 ноября 1919 года Финляндия официально заявила представителям Антанты и Белого движения, что отказывается от похода на Петроград. Её правительство ни под каким предлогом не хотело ввязываться в Гражданскую войну, идущую в соседней России. В случае поражения белых сил перед Финляндией неизбежно встал бы вопрос о её существовании как государства. Или говоря иначе — Красная армия могла начать освободительный поход, как в скором времени на Польшу.
Северо-Западная армия откатывалась назад, к границам Эстонии, так же быстро, как и победно наступала на Петроград. 14 ноября белогвардейцы оставили Ямбург. Вместе с ними отходили и белоэстонцы. Очевидец тех событий писал в мемуарах:
«В беспрерывных арьергардных боях, измученная, изголодавшаяся, не знавшая сна и отдыха Сев.-Зап. армия через две недели докатывается до границ Эстонии».
Александр Иванович Куприн в своём «Куполе Святого Исаака Далматского» так описывает причины поражения армии Юденича под Петроградом:
«Ружья англичан выдерживали не более 3-х выстрелов, после 4-го патрон заклинивался в дуле. Танкисты отсиживались. Ревельские склады ломились от американского продовольствия: продовольствие предназначалось для Петрограда после его очищения...
Недоедали...
Англичане сносились с большевиками...
Происки англичан, эстонцы заигрывали с большевиками. Англичане не подкрепили своим флотом наступление на Петроград, лишь когда отступали, перед Красной Горкой английский монитор послал несколько снарядов издалека без вреда...
Эстонцы — 80 тысяч обещали помочь армией при наступлении на Петроград. Хотела договор Финляндия...
Эстония под влиянием своих социалистических партий уже намеревалась вступить в мирные переговоры с Советской Россией...»
Писателя Куприна можно понять. Бывший офицер старой Русской армии, как и другие белые офицеры-добровольцы, умиравшие на фронтах Гражданской войны, был верен формуле рыцарского кодекса чести:
«Душу — Богу, сердце — Даме, жизнь — Государю, а Честь — никому».
Куприн, большой романтике душе, верил в возрождение потерпевшей полное поражение Северо-Западной армии. Иначе не заключил бы он такими словами свою повесть:
«Отчего Талабский полк, более всех других истекавший кровью, так доблестно прикрывал и общее отступление, а в дни Врангеля, год спустя, пробрался поодиночке из разных мест в Польшу к своему вождю и основателю генералу Пермикину, чтобы снова встать под его водительством? Личная инициатива, освобождение Родины».