Суворов не пренебрегает обучением, или, по тогдашнему, "экзерцицией". В рапорте от того же времени он объясняет своему начальнику необходимость обучения войск примером Юлия Цезаря, который "в Африке со сборным слоновым войском не дрался с Юбою и со Сципионом вправду, давая им еще волю бродить, доколе он основательно не выэкзерцировал свое войско". В приказе по войскам 25 июня 1771 г., Суворов, подтверждая начальникам - "обучать в праздное время на постах их команды в тонкость", и давая разные по этому предмету указания, в заключение говорит: "Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, ежели не будут истекать от искусства, которое возрастает от испытаний, при внушениях и затверждениях каждому должности его".
Эти два правила, развитие боевых качеств и обучение военному делу, сливались у Суворова в одно, и второе вполне служило первому.
Верный путь приучить человека смело смотреть в глаза опасности состоит в том, чтобы не выжидать ее, а идти ей навстречу. Этого принципа Суворов и держался, проводя его с помощью исключительно наступательных экзерциций и давая атаке холодным оружием преобладающее значение. Атака в штыки есть действие, требующее большого напряжения воли. Трудность штыковых атак привела к попытке - дать огнестрельному оружию значение оружия решительного, заменив огнем удар. Попытка не удалась; войны в XVI столетии длились десятки лет, решительных сражений почти не было. Стали назначать для рукопашного боя отборные войска; если большие части войск пускались в атаку и доводили ее до конца, то подвиг их приводился в пример другим. Из западно-европейских армий, французская была наиболее способна к атакам холодным оружием; немцы обращали больше внимания на огонь, стараясь сделать его правильным и частым. Одним из главных военных принципов Фридриха Великого было усовершенствование огня. Успехи Фридриха вселили во всех дух подражания, в том числе и во французов; штыком стали пренебрегать. Но общий поток не унес с собою безвестного полкового командира русской армии; вопреки всей Европе, он придал штыку первостепенное значение. В его приказе 25 мая 1770 г. читаем: "Доселе во всех командах моей бригады атаковали только на палашах и штыках, кроме что стреляют егеря". Впоследствии он продолжал настаивать на верности своего взгляда и не ошибся. Его боевая карьера не успела дойти до апогея, как разразились войны французской революции; французы перешли к боевым привычкам, сродным их национальному характеру, достигли успехов удивительных и произвели в европейской тактике такую же перемену, какая перед тем была сделана у них самих гримером Фридриха.
Суворов разрабатывал благодарную почву и прибегал к приему, сродному русской нации. При недостаточности обучения вообще и при слабости огнестрельного действия в особенности, русская армия всегда чувствовала склонность к штыку; но эта склонность оставалась инстинктивной и не развитой. Суворов взялся за дело рукою мастера. Предстояло дорогой, но сырой материал - пассивную стойкость, развить до степени активной устойчивости и упорства. Обучение Суздальского полка Суворов проводил в этом направлении: почти вся учебная программа прямо или косвенно сводилась к наступлению и удару.
Прежде всего Суворов обратил внимание на религиозность и нравственное чувство солдата. В 1771 г. писал он Веймарну: "Немецкий, французский мужик знает церковь, знает веру, молитвы; у русского едва знает ли то его деревенский поп; сих мужиков в солдатском платье учили у меня молитвам. Познавали они, что во всех делах Бог с ними и устремлялись к честности". Суворов считал необходимым внушать им и благородные побуждения: "Без честолюбия, послушания и благонравия нет исправного солдата".
Воспитывая и обучая полк для развития в нем смелости и отваги, Суворов выбросил из военно-учебной программы все, что принадлежит обороне и отступлению. Хорошая оборона должна быть наступательной, следовательно специальных приемов обучения не требует. Отступает хорошо тот, кто отступает с наибольшим упорством; упорством же отличается не тот, кто обучен отступательным движениям, а кто привык смотреть на бегство, как на позор. Эти взгляды на отступление и оборону Суворов и внушал своему полку. В приказе ротмистру Вагнеру, в 1771 г., он говорит: "Сикурс, опасность и прочие вообразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтобы ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупо-зрячим - для подлой обороны, которая по конце - худая ли, добрая ли - расскащиками також храброю называется". В другом приказе на все посты своего района, в мае того же года, он внушает, что "одно звание обороны уже доказывает слабость, следственно и наводит робость". В одном документе попадается как будто компромисс, но и тут Суворов прибегает к забавному софизму, с помощью которого старается как бы выгородить свой принцип в глазах других. В приказе 5 октября 1771 г. на все посты он, рекомендуя для обучения войска наступные плутонги (плутонг = взвод), прибавляет: "притом хотя и отступные, только с толкованием, что то не для отступления, но только для приучения ног к исправным движениям". Чтобы убедиться, что Суворов отрицал оборону как воспитательный прием, но умел ценить хорошее отступление, надо прочесть его похвалу польским конфедератам за дело под дер. Наводицей. В апреле 1770 г. он доносит Веймарну, что поляков "на месте положено сот до трех или больше, число же всех их было поменьше 1000, только все хорошие люди, ибо когда они на площади, в лесу, место и батарею потеряли, и наша кавалерия их беспрестанно в тыл била, то они, ретируясь через два буерака и потом один болотный ручей, те три раза снова делали фронт довольно порядочно и ожидали атаку".