Он учредил в Люблине главный пункт, "капиталь", как он выражался. Люблин лежит между Вислою и Бугом, почти на одинаковом расстоянии от Варшавы, Бреста и Кракова. Оборонительного значения он не имел, стены его были разрушены в прежние войны и лишь старый укрепленный замок мог держаться. Но вследствие соединения в этом месте путей почти со всех сторон края, Люблин был важным военным пунктом. Тут Суворов собрал артиллерию, устроил амуничные склады, продовольственные магазины, учредил главный пост-резерв. Отсюда как паук растянул он паутину по всей стране, т.е. протянул кордон; замки и укрепленные местечки занял постами и вошел в связь с важнейшими пунктами вроде Кракова и Сандомира. Его корпус был немногочислен; и впоследствии он не доходил до 4000, а в начале был и того меньше. В Люблине осталось 3 эскадрона, 5 рот, сотня казаков и 6 орудий.
Война заключалась в набегах партий, в небольших стычках, в усилии конфедератов завербовать новых приверженцев, а противников их - помешать этому. Конфедераты были вооружены довольно порядочно, состояли исключительно из кавалерии, продовольствие находили себе без особенного труда всюду. Они ходили по всем направлениям; дремучие леса и труднопроходимые топи были им знакомы как свои пять пальцев; их тайные приверженцы на каждом шагу извещали их о движении русских. Разбитая конфедератская партия исчезала, казалось, без следа, но через несколько дней собиралась снова и появлялась за 100, за 200 верст. Суворов зорко следил за ними из своего гнезда, крепко держа важнейшие пункты и главные переправы. Едва появлялась где партия, он летел туда, настигал ее и разбивал; в другом месте показывалась другая - он устремлялся туда, рассеивал, истреблял. Он был олицетворением непрерывной деятельности, содержал в страхе беспокойных, в послушании нерешительных и сохранял край в своей власти. Таким образом прошел год; для решительных ударов русские войска были слишком малочисленны, а усилить их не было возможности потому, что все, чем могло располагать правительство, было выставлено против Турции.
Герцог Шуазель, французский министр военных и иностранных дел, ревниво следил за растущим могуществом России, старался поставить ее в затруднительное положение и с этою целью вошел в переговоры со Швецией и Турцией. В Стокгольме он потерпел неудачу, но в Константинополе успел. Возбуждаемая советами бежавших конфедератов и подстрекаемая Францией, Порта потребовала у Петербурга немедленного очищения Польши, а потом, не дождавшись ответа и схватившись за случайное сожжение пограничного своего местечка Балты русскими войсками, преследовавшими конфедератов, объявила России войну. Поляки возликовали, но вместо того, чтобы действовать с удвоенною энергией, они возложили надежды на Турцию, стали выжидать и вели войну вяло. Наступило затишье, выгодное для малочисленных русских сил. Суворов без дела однако не оставался и даже жаловался Веймарну, что на него выпускают конфедератов из соседних областей, прибавляя, что он "может быть и сбегал бы за 100 верст, да дома недосужно". Для характеристики этого периода войны приведем поиск, которым Суворов был особенно доволен и рекомендовал своему начальнику Веймарну прочесть донесение "вместо сказочки из 1001 ночи".
Капитан Набоков, поручик Шипулин и подпоручик Железный отправились с 18 пехотинцами и 12 казаками на поиск. В 10 верстах от м. Козениц проезжий еврей сообщил им, что в Козеницы вступила партия конфедератов; русские ускорили шаг и в 10 часу вечера подошли к Козенице. Поручик Шипулин с 10 пехотинцами и 4 казаками направился на стоящую в стороне корчму. Конфедератский караул выстрелил по атакующим и скрылся в местечко; вслед за ними приспел туда Шипулин, добежал до площади и под огнем многолюдного неприятеля ударил в штыки. Конфедераты очистили площадь, но дважды заходили ему в левый фланг, через боковые улицы, однако оба раза были отбиты ружейным огнем. Тем временем Набоков с Железным и остальными людьми прибыли к Козенцу с другой стороны, были встречены огнем, прогнали неприятеля и пошли на соединение с Шипулиным, по направлению выстрелов. Отрядец Набокова подоспел вовремя; Шипулин, узнав, что конфедераты во дворе эконома, бросился туда с 4 гренадерами, но наткнулся на большую толпу и принужден был отстреливаться. Набоков выручил его из критического положения; соединенными силами они выгнали неприятеля из экономского двора, захватили несколько конфедератских лошадей и двое саней с съестными и питейными припасами, а также забрали у эконома, в наказание, 19 его собственных лошадей и деньгами больше 2500 злотых. Очистив затем местечко от конфедератов, Набоков благоразумно удержался от преследования, так как по показанию эконома и одного проезжего, партия состояла из 150 кавалеристов. Команда расположилась на ночь под охраною сторожевых постов и утром тронулась восвояси, но под дер. Сечеховой наткнулась на конную партию в 60 человек. Партия обратилась в бегство, за нею погнались Шипулин с казаками, а Набоков и Железный с пехотой, но конфедераты успели скрыться в густом лесу. В это время показался на дороге большой обоз; Шипулин с казаками бросился на него, остановил и освидетельствовал; обоз оказался конфедератским. Оцепив добычу своим маленьким отрядом, Шипулин забрал в плен небольшой конфедератский конвой, повернул транспорт и привел его благополучно к посту, откуда вышел на поиск.