Таким образом предположения Суворова были отвергнуты, ибо писал он их под одним углом зрения, а в Вене их читали под другим. Это доказывается изложением причин: из них можно согласиться только с одной, о невозможности согласования подробностей.
Те 4 дня, которые Суворов провел в Милане, казались ему преступным бездействием. Он, не ожидая инструкции, продолжил военные действия, и 20 апреля двинул войска к р. По. Из письма к Разумовскому из Милана, видно, что уже ощущались препятствия к быстрому движению войск из-за нераспорядительности австрийского интендантства: "Быстрота столь велика, что задние российские войска еще к нам не поспели, но еще и тут мешает провиянт по томным здешним обычаям".
29. Итальянская кампания. Басиньяна, Маренго. 1799.
Оставляя Милан, Суворов рассчитывал встретить нового противника - генерала Макдональда, который шел из южной Италии и, по слухам, был уже близко. Главная союзная армия двигалась к Пиаченце и Парпанезе для переправы через По. Вукасович был выдвинут к Буфалоре, принц Роган и полковник Штраух прикрывали тыл действующей армии и её сообщения с тирольским корпусом, находясь у озера Комо и в Вальтелине. Во всей армии под началом Суворова было почти 100,000 человек, но больше половины находилось позади, для блокады и осады крепостей, занятых французами, и для содержания гарнизонов. Ход военных действий приходилось ставить в зависимость от соображений австрийской политики.
Войска выступили из Милана 20 апреля; к ним присоединилась русская дивизия Ферстера. На следующий день колонна Розенберга расположилась на По, против Парпанезе, а Меласа - у Казаль-Пустерленго. Авангарды обеих колонн начали в тот же день переправляться. Понтонов было мало, требовалось набирать суда из окрестностей. Ушло 4 дня на устройство моста в Пиаченце, а в Парпанезе пришлось от него отказаться.
Разнеслись слухи, что Макдональд далеко и что французы оставили даже Тортону, крепость по правой стороне По, имевшую важное значение. Суворов тотчас же изменил планы. Части австрийцев, переправившихся на судах у Пиаченцы, приказано идти к Парме и Модене для наблюдения Макдональда, русским войскам двинуться к Павии, Вукасовичу наступать за Тичино. Не став ждать устройства мостов ниже устья Тичино, Суворов велел строить еще один выше, в Мецано-Корти. В 3-4 дня по прибытии на По видна путаница в распоряжениях главной квартиры, чему способствовало частое отсутствие главнокомандующего и иногда на довольно большое расстояние. Съездил он, между прочим, и на поле знаменитого сражения под Павией, где французский король Франциск I потерпел поражение и попал в плен в 1525 году; был и в монастыре, где содержался король. Любознательность его проявлялась в Италии не в первый и не в последний раз, так как он был в стране великих военных столкновений.
Мост у Мецано-Корти строился, но Суворов велел Багратиону переправиться еще выше, где ходил паром, и идти на разведки. Багратион переправился, пошел к Тортоне, наткнулся на небольшой неприятельский отряд и, исполняя приказ не завязывать дела, отошел к Вогере. Туда же тронулись австрийские войска по мосту у Пиаченцы, а Розенберг двинулся дальше Павии, к Дорно. Армия расположилась по обе стороны По, связью служили мост у Мецано-Корти и паром у Червезино. Суворов хотел занять позицию между Моро и Макдональдом, но не знал расположения неприятеля. Колебался и Моро, по крайней мере первое время. Часть войск он направил к Валенце и Александрии, с другой сам двинулся к Турину. Здесь он разрешил выдать жителям оружие из арсенала для обороны против союзных войск, а они обратили его против французов. Вспыхнули восстания и в других местах; пришлось отряжать войска, дробить силы, увеличивать гарнизоны крепостей. Оставив в Турине 3,400 человек, Моро занял 26 апреля важную стратегическую позицию между Валенцей и Александрией. Отсюда он мог действовать по обоим берегам По, успеть к Турину раньше Суворова и грозить его тылу, если бы тот двинулся на Макдональда.
В этот день Суворов прибыл в Вогеру. Час спустя приехал туда великий князь Константин Павлович, посланный Государем начать боевое поприще в школе Суворова. Великому князю едва исполнилось 20 лет и, при своей пылкости и горячности он требовал надзора, иначе мог и себя и других ввести в беду. Он бледнел при одном суровом слове своего отца , но тут, в армии, тяжелой руки, которую он постоянно чувствовал над собою в Петербурге, не было. Неудобство присутствия Константина Суворов ощутил в скором времени.