Бой пяти батальонов против пятнадцати был слишком неровен, и истомленные войска едва держались. Розенберг поскакал к Суворову; изнеможенный от зноя, лежал он на земле, в одной рубашке, прислонившись к огромному камню. Вслед за Розенбергом приехал и Багратион. Розенберг доложил, что его войска не в состоянии больше держаться, и надо перейти в полное отступление. "Попробуйте сдвинуть этот камень", сказал ему Суворов: "Не можете? Ну, так в той же мере и отступление невозможно. Извольте держаться крепко, и ни шагу назад". Розенберг поехал к своим, а Суворов приказал Меласу усилить настойчивость (вероятно, чтобы оттянуть силы французов) и потом обратился к Багратиону. Багратион объяснил, что поляки отброшены, но у русских убыль дошла до половины, ружья плохо стреляют от пороховой грязи и люди измучены до неспособности к дальнейшему бою. – "Не хорошо, князь Петр", сказал Суворов и крикнул: "Лошадь!" Ему подали коня, он как был, в рубашке, держа за рукав перекинутый через плечо полотняный китель, поскакал вправо.
Подъехав к войскам Розенберга, Суворов направился к одному из отступавших батальонов и стал кричать: "Заманивайте, ребята, заманивайте, шибче, бегом!", сам же ехал впереди отступавших. Сделав шагов сто, он скомандовал: "Стой!", и поворотил батальон против неприятеля, а артиллерии приказал усилить огонь. Солдаты ободрились, Суворов поскакал дальше, к войскам Багратиона. Едва войска увидели его, как разом оживились. С барабанным боем бросились они влево, на помощь Швейковскому и Розенбергу, и явились в тылу Виктора и Руска. Французы сочли эти войска за свежие, вновь прибывшие, и поспешно отступили, причем две полубригады их сильно пострадали. Резерва не было, подкрепить отступавших было некому, кроме Домбровского, но поляки, расстроенные вконец и деморализованные трехдневными поражениями, не в состоянии были снова вступить в бой и оставались на правом берегу Треббии в бездействии. Виктор и Руска были отброшены за реку.
Если, несмотря на геройство и необыкновенные усилия войск Багратиона и Швейковского, они не одержали в этот день решительного успеха над неприятелем и ограничились его отражением, то единственно потому, что лишены были резерва: Мелас опять задержал его у себя. Не смея ослушаться, он исполнил приказание отчасти, отправив вправо кавалерию Лихтенштейна, но удержав пехоту Фрелиха. Он собрал военный совет, который постановил, что левая колонна наступать не может и должна обороняться.
Когда Лихтенштейн двинулся к правому флангу, французы наступали по всей линии и одной колонной обходили левый фланг союзников. Особенно грозное положение было против центральной дивизии. Ферстер встретил неприятельскую колонну штыковой атакой; в этот же момент подошел Лихтенштейн и лихо атаковал французов во фланг. Прискакал сюда и Суворов; летая по рядам войск Ферстера, он направлял бой и все командовал "Вперед!" Атакованный с фронта и правого фланга пехотой, драгунами и казаками, Монришар перешел в отступление, которое скоро превратилось в бегство, так что французы едва остановились за Треббией. Почти к такой же развязке привела встреча Меласа с Оливье, который повел из центра атаку на австрийцев правого фланга. Сначала французы поставили противников в опасное положение, но Лихтенштейн, покончив с Монришаром, примчался к Меласу, ударил французам в левый фланг, опрокинул их конницу и врубился в пехоту. Войска Меласа перешли в наступление; гоня французов, они спустились в реку и дошли до её половины, но были остановлены сильным огнем с того берега. В свою очередь французы пустились в реку за австрийцами, но также были отбиты огнем. Отступление за Треббию войск Оливье заставило ретироваться и колонну Ватрена, посланную в обход Меласа, что она исполнила не без потери, так как зашла довольно далеко.
Таков был результат сражения 8 июня к 6 вечера. Суворов хотел продолжать наступление за Треббию, но войска дошли до изнеможения, и он отложил атаку назавтра.
Цепи аванпостов протянулись по обоим берегам По; грохот батарей продолжался некоторое время, но с темнотой все стихло. Войска расположились на покой. Суворов, три дня боя почти не слезавший с коня, отправился с великим князем на ночлег. Скоро собрались к нему главные генералы. Суворов встретил их весело, поздравил с "третьей победой" и поручил передать благодарность храбрым войскам. Но троекратно побитые французы не бежали, и Суворов приказал войскам готовиться к раннему утру для атаки.
Макдональд собрал в Пиаченце военный совет. Он получил неутешительные сведения: многие полки пришли в совершенное расстройство, убыль людей громадная, кавалерия истреблена почти наполовину. Поляков из 2,000 осталось всего 300. Некоторые полубригады потеряли по 40 офицеров, много ранено генералов. Артиллерийские заряды на исходе. Войска пали духом. Генералы заявили в один голос, что продолжать бой считают невозможным. Между тем об армии Моро не было никаких известий, также и о появлении Лапойпа на правом фланге Суворова. Зато, по распоряжению Суворова, австрийские отряды, усиленные частями Края, уже находились у французов в тылу и захватили Модену, Реджио, Парму. Макдональд приказал отступать тремя колоннами по разным направлениям, а на берегу Треббии оставить часть кавалерии, чтобы поддерживать бивачные огни и обмануть союзников.