Кроме того Венский кабинет совершил поступок, граничивший с предательством, и имевший роковые последствия для русских войск в осеннюю Швейцарскую кампанию.
Когда войска Римского-Корсакова подходили к Швейцарии, сам он приехал в главную квартиру эрц-герцога Карла и узнал от него с изумлением, что все австрийские войска, до последнего солдата, перейдут в Германию и оставят в Швейцарии одних русских. Корсаков возражал, что это противоречит плану кампании, что австрийские войска должны были очистить Швейцарию от французов до прихода русских, но этого не сделали, что русская армия в Швейцарии со вспомогательными баварскими и швейцарскими войсками предполагалась в 70,000 человек, а у него меньше 30,000, с которыми он не сможет держать фронт в 200 верст против 70-80 тысяч неприятеля. Эрц-герцог соглашался, но отговаривался приказом Венского кабинета. Однако он имел совесть и, обладая военным талантом, понимал, что представляется превосходный случай, усилясь войсками Корсакова, нанести французам решительное поражение. Он решил задержать выступление из Швейцарии и, перейдя реку Аар, двинуться в тыл неприятельской армии. Предприятие это, не представляя большого риска, обещало последствия самые решительные, но кончилось жалким, комическим образом. К переправе сосредоточился главный корпус в 37,000 австрийцев и русских; в ночь с 5 на 6 августа стали наводить понтоны, но дно реки оказалось каменистым, а течение быстрым, а к полудню на противном берегу сосредоточилось до 10,000 французских войск. Попытку бросили, хотя один офицер английской службы и брался навести понтоны, заменив якоря камнями.
В русских войсках приняли эту попытку за комедию, сыгранную для виду, так как австрийцы стояли там несколько месяцев и знали переправу. Суворов жестоко издевался.
Затем, под давлением английского посланника Викгама, графа Толстого и Римского-Корсакова, эрц-герцог решил сделать еще попытку изгнать французов из Швейцарии, но прервал её в самом начале, немедленно выступив на Рейн, вследствие полученных оттуда известий.
Корсаков пошел к Цюриху и с 18 августа начал смену австрийских войск русскими. Безнадежность его положения была до того ясна, что эрц-герцог оставил в Швейцарии еще генерала Готце с 20-25,000 человек для австрийской надобности: прикрыть Граубинден и Тироль.
Он уходил с 36,000 на Рейн, где французы вторглись в Германию именно для того, чтобы отвлечь австрийцев от Швейцарии. Двинувшись к Филипсбургу, эрц-герцог вынудил французов отказаться от блокады крепости, потом пошёл к Мангейму и при громадном перевесе сил уничтожил слабый французский отряд. Республиканская армия опять расположилась по левому берегу Рейна, а австрийская осталась в спокойствии охранять Германию от возможного вторжения. Здесь эрц-герцог получил новое повеление - вывести из Швейцарии и войска Готце тотчас по прибытии туда Суворова.
Что же заставило австрийцев поступить так вместо того, чтобы вытеснить из Швейцарии единственную у французов боеспособную армию и затем угрожать Франции, положение которой сделалось бы критическим? Русские того времени видели в поступке австрийцев, кроме грубой военной ошибки, спасшей неприятельскую армию, - зависть, коварство, предательство. Приговор этот совершенно справедлив. Главным поводом Венского двора было желание без помех распорядиться в Италии, и принять участие в добыче, которую обещала англо-русская экспедиция в Голландию. Как всегда бывает у ограниченных политиков, ближайшие выгоды заслонили соображения о последствиях. Австрия не думала отказываться от коалиции, это было еще слишком рано; поход русских в Швейцарию хотя и мог кончиться неудачей, но мысль о Суворове не вязалась с понятием о поражении, да и прибыть он должен был скоро.
Традиционная привычка получать военные успехи с помощью союзников или чужих генералов в австрийской службе, расширять свою территорию не оружием, а политикой и союзами, придавала Венскому кабинету уверенность на искони изведанном пути. Наконец, в поспешности австрийского правительства очистить Швейцарию, могла быть и неумышленная ошибка, так как гофкригсрату, составленному из бездарностей и руководимому невеждой в военном деле, не трудно было впасть в фальшивую комбинацию.
Сверх того, как не без основания полагают, опасение эрц-герцога Карла столкновений с русским фельдмаршалом, не отличавшимся уступчивостью, тоже играло не последнюю роль и побудило его воспользоваться предлогом в виде внезапного вторжения небольшой французской армии на правую сторону Рейна. Следует также учесть и неприятности между ним и Римским-Корсаковым, от которых эрц-герцог избавлялся только разлукой с русским генералом.