В продовольствии была крайняя нужда; во вьюках оставалось немного, но они сильно отстали, и часть их погибла в пропастях. О Линкене не было известий, вдобавок пошла молва об упорном бое накануне на Линте. Суворов положил - не отступать от плана, который служил и основанием для операций Линкена, Иелачича, Готце, Корсакова, а согласно с ним двинуться к Швицу. Суворов выбрал тропу, которая ведет к д. Муттен прямее. Тропа эта, по словам экспертов,была худшей из двух. Люди были измучены 7-дневным непривычным походом, обувь разорвана, провиант израсходован. Вьючный скот, особенно казачьи лошади, обезножили. Сам Суворов болен, слаб физическими силами. Он однако не изменил ни себе, ни своему доверию к войскам, возлагая на них новое испытание, даже меру которого нельзя было определить. Высказанный им несколько лет назад афоризм: "где прошел олень, там пройдет и солдат" должен был осуществиться.
34. Швейцарская кампания. Муттенталь, Кленталь, Рингенкопф. 1799.
В 5 утра 16 сентября войска Суворова тронулись в трудный поход. Впереди шел Багратион, за ним Дерфельден, потом Ауфенберг. Розенберг прикрывал тыл, а арьергард его держался у Альторфа, пока пройдут все отставшие вьюки.
По мере подъема, тропинка становилась уже и круче, а на голых скалах вовсе пропадала. Приходилось двигаться гуськом, по голым камням, скользкой глине, рыхлому снегу. С утра опять начался дождь, и если стихал, то люди, двигаясь на высоте облаков, все равно промокали насквозь густом тумане. Дул резкий ветер, ноги и руки коченели. Почти невозможным делалось движение ночью, когда не видно ни зги, и силы солдат отказывались служить. Части войск останавливались на привал, где встречались площадки, но леденящий ветер гулял, пробирая насквозь, а голая высь не давала ни прутика для огня. Обувь, особенно офицерская, в несколько часов совсем сбилась и пришла в негодность, у иных отодрались подошвы. О приспособлениях, вроде сандалий с железными шипами, не было и помину, ибо не было ни времени, ни опыта. Нечем было подкрепить силы: вьюки с провиантом тянулись сзади. Иные раздобылись прежде картофелем или сыром, но это все уже вышло, да и большинство солдат ели сыр лишь в крайности, считая его гнилью. Офицеры и генералы бедствовали чуть ли не больше, и солдаты им помогали, чем могли: чинили обувь на привале, делились харчами из последних скудных остатков. Милорадович на биваке съел у одного солдата спеченную из альторфской муки пригорелую лепешку, очень ее похвалил, поблагодарил хозяина и прислал ему взамен небольшой кусочек сыра, - половину всего, что имел сам. Солдат не взял сыру, а вместе с другими своего десятка или капральства составил складчину, по сухарику с брата, и все это с кусочком сухого бульона, взятого с убитого французского офицера, отнес в узелке к Милорадовичу, который поблагодарил и принял.
Часами становилось полегче: переставал дождь, стихал ветер, отыскивался материал для бивачных костров, и люди оживали, даже заливалась "русская песня с рожками и самодельными кларнетами", как свидетельствует участник. Великий князь сделал переход пешком при авангарде Багратиона. Суворов то ехал верхом, то шел пешком при передних частях, беспрестанно на виду у солдат. Проезжая мимо людей, остановившихся в широком месте перевести дух, продрогших, голодных, сумрачных, - он затянул песню: "Что с девушкой сделаюсь, что с красной случилось". Раздался дружный хохот, и солдаты повеселели. Им было не до величественных видов, но в минуты облегчения не оставались незамеченными и длинная полоса Люцернского озера, и тучи под ногами, и глухое рокотание грома, раздававшееся эхом по ущельям, и голубоватые вспышки молнии. Эти редкие минуты развлечения сменялись бесконечно долгими часами трудов, муки и опасностей, особенно когда кончился подъем и начался спуск в долину Муттен. Люди, выбившись из сил, в скользких местах сползали вниз сидя. Особенно трудно было конным, а тем паче лошадям и мулам, навьюченным артиллерией, зарядами и патронами. Они едва передвигали ноги, несмотря на понуждения погонщиков, обивали копыта до совершенной невозможности продолжать путь; истомленные бескормицей и усталостью, падали или срывались с узкой тропы, летели стремглав с кручи и разбивались о камни, увлекая за собой нередко и погонщиков. Малейшая неосторожность, каждый неверный шаг грозил смертью. Совсем истомились люди от этого напряженного состояния и, как блага, жаждали встречи с неприятелем "на чистом месте".