Выбрать главу

Голова авангарда спустилась к деревне Муттен через 12 часов, хотя расстояние не превышало 15-16 верст; хвост колонны прибыл в Муттен на другой день к ночи, а вьюки тянулись еще двое суток. Расчет Суворова не оправдался: прямой путь оказался сравнительно длинным и обозначался страшным следом людей, лошадей и мулов, искалеченных и мертвых. Впрочем, нет данных, что потеря людей на этом переходе была значительной; были полки, которые почти не имели убившихся. Самая большая потеря была между казачьими лошадьми, употребленными под вьюки. Этот переход изумил всех, и тропинка, перейденная русскими войсками, изображается на картах Швейцарии с надписью: "путь Суворова в 1799 году".

Арьегард Розенберга, два раза атакованный французами и оба раза отбивший нападение, был затем оставлен в покое, и весь вьючный обоз под прикрытием спешенных казаков втянулся на горную тропинку.

Удачны были и первые шаги авангарда в Муттентале. Приближаясь к Муттену, Багратион узнал, что там передовой пост французов, выдвинутый от Швица. С небольшой частью егерей и казаков из головы колонны Багратион, пользуясь пригорками и перелесками, незаметно окружил французов, считавших себя в полной безопасности, и внезапно напал. Весь пост, 150 человек, был или переколот, или взят в плен, после чего войска русского авангарда, несмотря на крайнее утомление, провели ночь в полной готовности к бою, ожидая нападения со стороны Швица, которого однако же не было.

Спустившись в Муттенскую долину и ожидая остальные войска, Суворов послал утром 17 сентября вправо, к Гларису, сотню конных казаков, чтобы собрать сведения о Линкене. Казаки вернулись с дурными новостями: про Линкена не было слуху, а Кленталь занимали французы. Страшные вести получил Суворов в этот день от местных жителей: Корсаков и Готце разбиты на голову и далеко отброшены, Елачич отступил, сильный французский корпус занял Гларис, и Массена стягивает войска к Швицу.

Катастрофа произошла 14-15 сентября. Массена думал атаковать союзников позже, но вступление Суворова в Швейцарию заставило его поторопиться. Корсаков расположил войска как нельзя хуже и не только не принял мер против неприятельского наступления, но, можно сказать, напрашивался на поражение. Массена напротив готовился к бою с осмотрительностью, с искусством и в глубокой тайне; с таким же искусством и выдержкою он произвел и нападение. По справедливому замечанию лучшего историка войны 1799 года, гр. Милютина, атака Массены на Лимате имела много общего с переходом Суворова через Адду, но при этом Корсаков вовсе не походил на Моро. Русские были застигнуты врасплох; от самонадеянности, кичливости и беспечности, предводитель их перешел в другую крайность и потерял голову. Беспорядок граничил с полным хаосом, распоряжений никаких. Правый фланг под командой генерала Дурасова оставался во время дела в бездействии, обманутый демонстрациями французов; он бродил наобум и только случайно избежал истребления. 5,000 человек в помощь Готце были отправлены накануне, что способствовало поражению; впрочем сомнительно, чтобы эти войска изменили ход дела, вследствие совершенной разрозненности действий и отсутствия командования. Если к этому прибавить значительный перевес на стороне французов, то понятно, почему Римский-Корсаков подвергся под Цюрихом разгрому и корпус его понес страшные потери. Число убитых, раненых и пленных было до 8,000, в том числе много офицеров и 3 генерала; знамен потеряно 9, орудий 26, обоз почти весь.

Исход мог быть еще гибельнее, если бы русские войска своею беззаветной храбростью и стойкостью не восполняли отчасти недостатков командования. Сам Массена отдавал им в этом отношении справедливость. После поражения войска не пали духом и жаждали отместки; офицеры говорили, что русских побил не неприятель, а собственный генерал. Один Римский-Корсаков смотрел на дело иначе и находил причину поражения всюду, особенно в действиях Дурасова, но не в себе. Император Павел повелел Суворову, подробно рассмотрев распоряжения Корсакова и Дурасова, представить свое мнение. Суворов донес, что Римский-Корсаков не виноват, а причиной происшедшего Дурасов, "поелику занят будучи одною лишь канонадою и угрожением переправы, не поспешал соединиться с прочими войсками, в бою бывшими". С заключением Суворова трудно согласиться; вероятно, он основывался на донесениях Римского-Корсакова.