Суворов восстает против системы войны. Постам приходится только отбивать набеги конфедератов. Литву содержать одному легиону. В Польше 4 бригады с генерал-майорами; они лучше управят, чем голодные псы, с их отрядами. Они только и делают, что идучи с отрядами, заходят в помещичьи усадьбы, пьют там кофе и играют в таблеи. "Показалось 100 человек, шпион доносит 300; отделилась в сторону партия в 50 человек для поборов - новые 300, итого 600. Рапортует - должен прежнюю цель оставить и истребить новопоявившихся; их или не застанет, или разобьет, возьмет 8 в полон, 10 повалит, напишет 200-300; осталось десятков 5, а по лживому счету 300. Ему лживая слава; он же зная правду про себя, кончит кофеем".
Преследуя ненавистное ему питье кофе по панским дворам, он предлагает не выдавать нижним чинам провиантские деньги за дни угощения в усадьбах, "чтобы не богатели и после не мотали; нужное солдату полезно, а излившее вводит в роскошь - мать своевольства". Он указывает Веймарну, что офицеры и даже солдаты начинают употреблять польские шапки и платье; "уж им и государева шляпа лоб жмет, уж под мышками и кафтан тесен". Он ставит на вид дурные порядки кавалерийских частей, говоря, что кавалерист назывался хозяином, а теперь не знает, какой шерсти его лошадь. "Все равно, посади лопаря на такую лошадь, как такого кавалериста на его оленя или холмогорскую корову. А что смотрят офицеры? Есть кошелек, кофей у пана готов", ему ни до чего и дела нет. Издевается Суворов и над посадкой кавалеристов, называя ее "арлекинской позитурой". Короче говоря, нет почти предмета, которого бы он не касался в своих письмах и представлениях к Веймарну. Но он передает ему и свои наблюдения над конфедератами, способом их действий в бою, порядком походных движений и другими характерными особенностями. Например, конфедераты Миочинского на ретираде останавливаются и эскадронами дают огонь; Пулавцы бегут просто, без хитростей.
Бибиков оказался человеком помягче и яснее понимающим достоинства Суворова. Изменяя в декабре 1771 распределение войск, Бибиков в предписании говорит: "оставляю впрочем вашему превосходительству на волю, как располагать и разделять войска, как за благо вы по известному мне вашему искусству и знанию земли и наконец усердию к службе рассудить изволите". Далее он пишет: "для занятия войсками нашими Замосцья прошу подать мне свои мысли, каким образом оное достигнуть бы было можно". Между Бибиковым и Суворовым установились добрые отношения, которые продолжались и по отбытии Суворова на другой театр войны.
Наступил 1772 год. На военном совете у русского посланника было решено покорить все укрепления, находившиеся во власти конфедератов. Русские войска под началом Бибикова предлагалось разделить на три корпуса, из коих один должен был действовать в поле, а два попеременно проводить осадные работы. Для сбережения войск решено не прибегать к штурмам. Королевско-польские войска, под начальством Браницкого, назначались в помощь русским.
Еще в сентябре 1771 прибыл из Франции через Вену на смену Дюмурье генерал-майор барон де Виомениль с несколькими офицерами и с порядочным числом одетых лакеями унтер-офицеров. Центр конфедератов перенесен в Белиц, на самой границе, а Бяла, лежащая против Белица, избрана главным опорным пунктом. Отсюда рассчитывал Виомениль препятствовать покорению конфедератских крепостей до весны, и тогда, с новыми силами, начать наступление с захвата краковского замка.
В Кракове начальствовал полковник Штакельберг, командир Суздальского полка. Он был храбрый офицер, но больной и любящий покой человек. Суворов был очень недоволен, что его детище досталось лицу, которое не имело с ним ничего общего. Неоднократно он делал на счет Штакельберга иронические замечания и недавно так аттестовал его: "чего найти достойнее, правосуднее, умнее Штакельберга, только у него на морозе, на дожде, на ветре, на жаре болит грудь". Штакельберг был не молод, но чувствителен к женской красоте, или по крайней мере благосклонный к прекрасному полу. Стараясь поддерживать с населением Кракова добрые отношения, Штакельберг слишком сблизился с обывателями, особенно с монахами. В краковском замке хранился полковой обоз, 4 пушки; там же содержались пленные конфедераты вопреки приказанию Суворова, требовавшего отправки их в Люблин. Суворову доносили о беспечности Штакельберга, но он не обращал на это внимания, в чем и сознался Бибикову после катастрофы. Штакельберг "был обременен ксендзами и бабами" и никого не хотел слушать. Рассказывают, что он велел снять часового с одного важного поста из угождения знатной красавице, которая, действуя в пользу заговорщиков, жаловалась, что ночной оклик этого часового не дает ей спать. А когда беспечность гарнизона доведена была до предела, Виомениль исполнил свой план.