11 октября Павел послал императору Францу сухое, проникнутое негодованием письмо, в котором виной несчастия ставилось преждевременное выступление эрц-герцога Карла из Швейцарии, и в коротких, но самых категорических выражениях разрывался союз с Австрией. Франц II был смущен, Тугут не меньше, однако скоро ободрился в надежде, что припадок гнева у русского Государя пройдет, и повеление будет отменено. На этот раз он ошибся.
Суворову приказано занять позицию между Лехом и Изером, т.е. почти то, что он уже сам сделал, и готовиться к походу в Россию. Суворов тотчас приступил: у Баварского курфирста сделал заем денег, донес императору Францу о предстоящем походе, просил выслать австрийских комиссаров для заготовления довольствия войскам, испрашивал средства к перевозке из Италии оставшихся там больных, раненых и резервной артиллерии. Затем войска стали стягиваться к Аугсбургу и 15 ноября выступили.
Уже в походе Суворов получил от Франца рескрипт с просьбой отложить выступление, в надежде, что русский Государь отменит свое повеление. Еще настоятельнее была просьба эрц-герцога Карла, который приводил разные доводы, чтобы удержать Суворова, старался повлиять на его самолюбие и давал обещание оказывать всевозможное содействие, если он останется для продолжения войны. Суворов отвечал, что не может остановить движение войск без нового повеления и поступил правильно. Павел писал: "Я весьма рад, что узнает эрц-герцог Карл на практике, каково быть оставлену не вовремя и на побиение; но немцы люди годные, все могут снесть, перенесть и унесть". Ростопчину велено, "когда придет официальная нота о требованиях двора Венского, то отвечать, что это есть галиматья и бредни".
Разрыв союза и возвращение в отечество армии Суворова произвели сильное впечатление в Европе. Но перемена порядка вещей была еще радикальнее, чем казалась сначала, только совершилась не сразу. За разочарованием русского Государя в одном союзнике наступило недоверие к другому, и первым к тому поводом была неудачная Голландская экспедиция.
Главнокомандующий герцог Йоркский и начальник русского корпуса генерал Герман не смогли выполнить возложенное на них предприятие, и пророчество Суворова оправдалось. Первые шаги экспедиции были счастливы, но потом пошли неудачи вперемежку с частными, бесполезными успехами, и вскоре стало ясно, что расчеты союзников не оправдаются. Ни войска, ни народ Батавской республики не соблазнялись предлагаемым им Оранским знаменем. В продолжение шести недель произошло пять сражений, которые стоили очень дорого обеим сторонам, но республиканская армия держалась упорно. Союзные госпитали были завалены больными и ранеными, из строя выбыло больше половины высаженных на берега Голландии, а для пополнения убыли не имелось средств, тогда как к неприятелю подходили подкрепления. Снабжение войск продовольствием и военными запасами также было чрезвычайно затруднено, ибо сообщения с Англией производились медленно и с риском. Между русскими и английскими войсками не было единства в действиях, вследствие различия организации, обучения и даже темперамента; да и одни русские войска в разных делах, как бы не походили на самих себя, до того велико было отсутствие точной идеи в их командовании. Генерал Герман попал в плен, заместивший его Эссен был в постоянных столкновениях с русским посланником в Лондоне; беспорядок во всем царил страшный. Ростопчин писал С. Воронцову про Суворовскую армию: "Я не могу постигнуть, что это те же самые русские люди, как и в Голландии". Крупные встречи противников продолжались до конца сентября, затем герцог Йоркский начал переговоры с французским главнокомандующим Брюном и заключил перемирие. Военные действия были прекращены, и в начале ноября Голландия очищена.
Император Павел был в сильном гневе. Войска, участвовавшие в экспедиции, стоившей больших жертв и издержек, потерпели полную неудачу и не поддержали русской военной славы. Экспедиция была бесплодной только для России: Англия завладела почти всем батавским военным флотом.