Были различные мнения о причине странностей и причуд Суворова, сделавших из него особого человека, несмотря на то, что он жил в эпоху и в обществе, где редкое выдающееся лицо не заявляло претензий на оригинальность. Говорят, что ему запали в душу слова императрицы Екатерины, что все великие люди отличались странностями и причудами, которые клали на них особую печать.
Но чудачества Суворова не появились внезапно. В возрасте 10-12 лет он уже отличался от других детей и получил какую-то кличку. Находясь в полку, он тоже был не таким, как другие. Во время Семилетней войны, когда Екатерина не находилась еще на престоле, а Суворов был безвестным штаб-офицером, его уже знали, как эксцентрика и, по случаю приезда его на побывку к отцу, приходили на него смотреть, как "на сущего чудака".
Говорят, что маску он надел для того, чтобы в век карьер, основанных не на личном достоинстве, обратить на себя внимание, представляясь неопасным соперником, и пробираться вперед, никого не затрагивая. Существует и такой взгляд, что гениальный Суворов, чувствуя свое фальшивое положение в тогдашней обстановке, поневоле прибегнул к причудливой личине.
Суворов с ранних лет был предоставлен себе, проводил большую часть времени в одиночестве, беседуя с книгами, чуждался собраний, даже игр, - вот когда под эксцентрические особенности его натуры был подведен житейский фундамент. Поступив потом в полк, он предался физически и морально всепоглощающей страсти к военному делу, не имел досугов, не бывал в обществе и держался прежнего пути, полный мечтами о будущем. При природной закваске и таких условиях в нем неизбежно должны были развиться особенности, не подходящие к общепринятым формам жизни. Веселый характер придал странностям шутливое направление, а долгая солдатская служба наложила на шутки грубоватый характер, пахнущий солдатской палаткой. Когда, при расширившейся служебной сфере и заслугах, он натыкался на неприятности, на несправедливости и получал чувствительные уколы своему самолюбию, в нем развился сарказм, и шутки делались едкими и злыми. В Праге ему представлялся австрийский генерал, большого роста, которым он был недоволен. Суворов схватил стул, встал на него, поцеловал генерала и сказал присутствующим: "Это великий человек, он меня там-то не послушал", а потом повторил свои слова по-немецки. Генерал побледнел, а Суворов перестал обращать на него внимание. В Праге один из вельмож давал бал. Была приготовлена пышная встреча генералиссимусу, лестница уставлена сверху донизу растениями и стояли две шпалеры нарядных дам. Выйдя из кареты и подойдя к лестнице, Суворов сделал "такую непристойность, которая заставила дам отвернуться" (вероятно высморкался по-солдатски), а Прошка подал ему полотенце обтереть руки. Суворов пошел по лестнице, раскланиваясь на обе стороны; наверху его встретили музыкой, и одна из дам, беременная, запела: "славься сим Екатерина". Суворов слушал с видимым удовольствием, потом подошел к певице, перекрестил будущего ребенка и поцеловал ее в лоб, отчего она вся вспыхнула. Начались танцы; Суворов ходил и смотрел на танцующих; когда же заиграли вальс, и пары понеслись одна за другой, он подхватил своего адъютанта и пошел с ним вальсировать не в такт, в противоположную сторону, сталкиваясь с танцующими. Обходя комнаты, он заметил картину, изображавшую отступление Моро в 1796 году. Суворов обратился к хозяину, не желает ли он видеть, как на самом деле ретировался Моро. "Вот так", сказал Суворов, побежал по комнатам, спустился с лестницы, сел в карету и уехал домой. Говорили, что вся эта сцена была разыграна Суворовым потому, что хозяйка дома была дочь Тугута.