Выбрать главу

Князь Аркадий Суворов жил недолго. Начальствуя дивизией в чине генерал-лейтенанта, он в 26 лет утонул в Рымнике, в 1811 году. Он был высокого роста, стройный, белокурый красавец, с приятным голосом и замечательной физической силой. В глазах его светился природный ум, искрились благородство, честность и прямодушие, на языке всегда было острое, меткое слово. Душа его не знала страха; смелость и беззаветная храбрость его изумляли и приводили в восторг самых отчаянных смельчаков. Эти душевные качества и вся его природа производили чарующее действие, его невозможно было не уважать и не любить. Если добавить обаяние великого имени, можно принять на веру свидетельство современников, что Аркадий Суворов был идолом офицеров и солдат и его преждевременная кончина сопровождалась искренним сожалением армии и всего русского общества.

Но он имел и темные стороны. Воспитанием его управляли неумелые или чужие люди; учился он кое-чему и кое-как и мало чему выучился. 14-ти лет находился уже при дворе, а потом с отцом в Итальянскую и Швейцарскую кампании. Не лишен был охоты к чтению, но не имея руководящей мысли, мало что от этого приобретал. Господствующей страстью в нем была карточная игра, а за нею охота. Вел он жизнь самую беспорядочную: шумные беседы, кутежи, сумасбродные проказы тянулись непрерывно, и довели его до несправедливой репутации развратника. Никому не делал он заведомого зла, но зато много терпел от других: пользуясь его добротой и благородством мыслей, люди темные и просто мошенники обманывали и обирали его самым наглым образом, так что из всего состояния ко времени кончины Аркадия едва уцелело 1500 душ.

Вероятно, Суворов заметил в нем беспорядочные склонности, и задумал женить. Молодость лет в таком случае не только не служила препятствием, но оправдывала спешность меры. Было у Суворова это соображение или нет, но ему не удалось исполнить намерения. В Праге дело было решено на словах; траур в семье невесты отсрочил брак на 4 месяца; для составления брачного акта требовалось многое выяснить и приготовить, например получить от Государя будущей княгине Суворовой право выезда из России за границу в свои владения. А Суворов-отец вскоре захворал и к тому времени, когда кончался траур герцогини Саганской, умер; бракосочетание опять отсрочилось. Но так как с кончиной генералиссимуса, исчезла главная движущая сила в этом деле, то оно и расстроилось.

В переписке по домашним делам с Хвостовым из-за границы интересы Аркадия занимают видное место, и Суворов говорит, что хочет устроить будущность сына, оставив ему все в порядке. А это было трудно, потому что напоминая своему неизменному поверенному о завершении или ускорении хода старых дел, он вместе с тем возбуждал и новые. Старые дела состояли в исках (вероятно Ворцеля, Выгановского и кобринских офицеров), в уплате кое-каких долгов; новые - в покупке новых имений, в обмене старых. Суворову пришла мысль обменять кобринские деревни на другие, в коренных русских губерниях, ибо "русский князь, русские и деревни надобны". Во избежание недоразумений и тяжб между детьми потребовалось новое завещание.

Слишком много пришлось перенести Суворову в этот год душевных ощущений самого тяжелого свойства. Он утомился до последней степени, так что можно было ожидать острого кризиса. Кризис наступил, по обыкновению, в то время, когда кипучая деятельность сменилась покоем.

37. Болезнь Суворова, вторичная опала и кончина. 1800.

Начиная с пребывания в Кончанском Суворов часто недомогал. Явившись на службу, он как будто поправился, но к концу Итальянской кампании снова стал хиреть. Перед Швейцарской кампанией слабость его была так велика, что он едва ходил; стали чаще прежнего побаливать глаза; давали знать старые раны, особенно на ноге, так что не всегда можно было надеть сапог. Швейцарская кампания усилила болезненное его состояние. Он начал жаловаться на холод, чего прежде не случалось, не оставлял его кашель. Он чувствовал что слабеет и по получении звания генералиссимуса сказал: "Велик чин, он меня придавит, недолго мне жить". Это не заставляло его принимать меры предосторожности, а напротив, побуждало бороться с болезнью, на прежнем режиме.