Жизнь медленно затухала. С каждым днем слабела память и учащался бред; на давних, затянувшихся ранах открылись язвы и стали переходить в гангрену. Невозможно уже было обманываться на счет исхода. Стали говорить умирающему об исповеди и св. причастии, но он не соглашался: ему не хотелось верить, что жизнь его кончалась. Зная его благочестие, близкие люди настаивали и наконец убедили. Суворов исполнил последний долг христианина и простился со всеми. Обратившись мыслями к Богу, он сказал: "Долго гонялся я за славой - все мечта. Покой души у престола Всемогущего".
Наступила агония, больной впал в беспамятство. Невнятные звуки вырывались у него из груди в продолжение всей тревожной предсмертной ночи, но и между ними внимательное ухо могло уловить обрывки мыслей, которыми жил он на гордость и славу отечества. Суворов бредил войной, планами новых кампаний и чаще всего поминал Геную. Стих мало-помалу и бред; жизненная сила могучего человека сосредоточилась в одном прерывистом, хриплом дыхании, и 6 мая, во втором часу дня, он испустил дух.
Тело набальзамировали и положили в гроб, обтянули комнату трауром, вокруг гроба расставили табуреты с многочисленными знаками отличий. Суворов лежал со спокойным лицом, точно спал, только белая борода отросла на полдюйма. Скорбь была всеобщая, глубокая, не выражалась она только в официальных сферах. "Петербургские Ведомости" не обмолвились ни словом, в них не было даже извещения о кончине генералиссимуса. Несмотря на это, печальная весть разнеслась быстро, и громадные толпы народа с сотнями экипажей запрудили окрестные улицы. Не было ни проезда, ни прохода, всякий хотел проститься с покойником, но далеко не всякому удалось даже добраться до дома Хвостова. Похороны были назначены на 11 мая, но Государь приказал перенести их на 12-е, военные почести отдать покойному по чину фельдмаршала, а тело предать земле в Александро-Невской лавре. Главным распорядителем был Хвостов; погребальная церемония была богатая и обошлась наследникам Суворова больше 20,000 рублей. Войска в погребальную церемонию были назначены, кроме одного конного полка, не гвардейские, якобы потому, что гвардия устала после недавнего парада.
В 10 утра 12 мая начался вынос с большою торжественностью. Духовенства была целая масса, в том числе придворные священники; певчих два больших хора, в том числе придворный, присланный по приказу Государя. Ловкие и осторожные люди остереглись участвовать в процессии, и хотя их было много, но от этого не поредела громадная толпа, валившая за гробом. Еще большее скопление народа было по пути процессии, по Большой Садовой и по Невскому проспекту до Лавры. Тут собралось почти все население Петербурга, от мала до велика; балконы, крыши были полны народом. Печаль и уныние выражались на всех лицах. Государь с небольшой свитой поджидал на углу Невского и Садовой. По приближении гроба, Павел I снял шляпу. В это время за спиной его раздалось громкое рыдание. Он оглянулся и увидел, что генерал-майор Зайцев, бывший в Итальянскую войну бригад-майором, плачет навзрыд, не в состоянии удержаться. Гроза могла грянуть, но все обошлось. Государь не смог пересилить самого себя, и у него из глаз капали слезы; пропустив процессию, тихо возвратился во дворец, весь день был невесел, всю ночь не спал и беспрестанно повторял: "жаль".
Процессия вошла в ограду Лавры, гроб внесли в верхнюю монастырскую церковь, началась божественная служба. Надгробного слова сказано не было, но лучше всякого панегирика придворные певчие пропели 90 псалом, концерт Бортнянского. Они пели: "Живый в помощи Вышнего, в крове Бога небесного водворится. Речет Господеви: заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на него. Яко той избавит тя от сети ловчи и от словесе мятежна. Плещма своима осенит тя и под криле его надеешися.... Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе; к тебе же не приближится.... Яко аггелом своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою. На аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия. Яко на мя упова, и избавлю и: покрыю и, яко позна имя мое. Воззовет ко мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его и прославлю его: долготою дней исполню его. и явлю ему спасение мое".