Так прошло два года. За неимением серьезного дела, нашлись в пустой, бессодержательной жизни захолустья мелкие интересы; появились на Суворова пасквили и доносы, конечно вздорные, похожие скорее на простую сплетню.
Неизвестно, были ли ответы и в чем они состояли. Вероятно, Турчанинов постарался убедить Суворова, что он обращает внимание на пустяки, только едва ли убедил: до такой степени Суворов был чувствителен к вздорным сплетням.
К концу 1781 года он выражает неудовольствие, что от Потемкина все зло и исходит; называет свое пребывание в Астрахани ссылкой; говорит, что оставить службу рад бы, да грех, потому что на дело еще годен. Опасается, что его оклевещут и обнесут в Петербурге, ибо "великие приключения происходят от малых причин... Право не знаю за собой греха, достойного наказания; разве только, что мне поздно мыслить как придворным". Не довольствуясь замечаниями, он сам вдается в сплетню, рассказывает, что такой-то хочет заключить его на север, где Люцифер обладает; другой ревнует его к одной даме, которой он, Суворов, сделал комплимент в церкви; третий, герой астраханских красавиц, бросился в воду вниз головой и т. п.
Положение Суворова действительно было странное и тягостное. Губернатор не был ему подчинен, каспийская флотилия также; надежды на экспедицию уходили. Впоследствии, в Финляндии, он правда вспоминал, что 10 лет не проводил время так весело, как в Астрахани. Еще в половине 1781 года просил у Потемкина дозволения приехать в Петербург. Дозволили, но на самое короткое время, так как нужен в Астрахани. Суворов успокоился, что стало быть дело впереди, не поехал в Петербург и донес, что иной надобности в Петербурге не имел, как разъяснить свое положение.
В конце 178 он уже прямо просит перемещения. Считаясь по спискам в Казанской дивизии, он старается отделаться от этого назначения, приводя в резон, что в состав этой дивизии входят всего два полка. Если же это неизбежно, пишет Суворов, то нельзя ли подчинить ему и Оренбургский корпус; в таком случае он будет жить в Симбирске, подручно обеим местам. Больше всего он желал бы возвратиться в Полтаву. Сверстники его назначаются на генерал-губернаторские должности; большая бы милость была ему оказана подобным назначением, если однако это не отвлечет его от военной службы. На крайний случай, Суворов просит отлучиться в пензенские свои деревни или переместиться в Кизляр, откуда сможет приезжать в Астрахань. Всю эту вереницу просьб он иллюстрирует описанием своего настоящего положения: "гордостью утесняем, живу в поношении" и т. п.
31 декабря последовал ордер Потемкина с указом военной коллегии: предписывается немедленно отправиться к Казанской дивизии. Пребывание Суворова в Казани продолжалось несколько месяцев. В августе 1782 прислан указ об отправлении его полков к Моздоку и ордер - самому ехать немедленно к уроч. Кизикирменю у Днепра, и принять крымские войска от графа де Бальмена.
В Крыму не прекращалось брожение, которое Порта втайне продолжала распалять через своих эмиссаров, в надежде довести татар до открытого восстания. Турки играли на руку России, ни мало того не подозревая. Метод приведения Крыма в необходимость отдаться России, проводимый пред тем Румянцевым по указаниям свыше, продолжал действовать и теперь под непосредственным руководством Потемкина. Чем крупнее возникали беспорядки, тем быстрее приближалась конечная цель.
Многие из татарских старшин отказали хану Шагин-гирею в повиновении и избрали ханом старшего его брата, Батыр-гирея. Другой его брат, Арслан-гирей, прибыл с Кубани и пристал к новому хану; Шагин бежал из Крыма под покровительство русских. Порта стала вооружаться и принимать угрожающее положение, но это не отдалило развязки. Русские войска вступили в Крым, в Тамань и в прикубанский край. Смут была подавлена, и Шагин-гирей снова водворился в Бахчисарае. Батыр и Арслан-гирей были арестованы; зачинщик и глава восстания, Махмет-гирей, по приказанию хана побит каменьями и несколько других лиц казнено. Русские войска остались в Крыму под предлогом отражения турецких посягательств, и уже его не покидали.
Суворов по прибытии получил другое назначение. Сформировалось 6 корпусов от Молдавии до Кавказа; ими командовали Репнин, Салтыков, Текелли, сам Потемкин (крымским), Суворов (кубанским) и двоюродный брат Потемкина, Павел Потемкин. Под командой Суворова было 12 батальонов, 20 эскадронов и 6 казачьих полков. Корпус предназначался "для ограждения собственных границ и установления между ногайскими ордами нового подданства и для произведения сильного удара на них, если б противиться стали, и на закубанские орды при малейшем их колебании, дабы тех и других привесть на долгое время не в состоянии присоседиться к туркам". Суворов стал стягивать войска на ейско-таманскую линию, особенно в главную квартиру, в Ейск. Когда Ейск был обеспечен, Суворов, исполняя программу, принятую при совещании с кн. Потемкиным, послал в ногайские орды приглашение на праздник по случаю своего прибытия. Собралось в степи под Ейском до 3000 человек; Суворов, которого ногайцы знали и помнили с 1778 года, принял их как старых знакомых, дружелюбно и радушно, вел беседу, шутил и угостил на славу. На другой день гости отправились восвояси, довольные приемом и угощением. Доволен был и Суворов, положив таким образом начало.