Признаки непокорности ногайцев обнаружились вскоре. Турки сеяли смуту исподтишка, и Шагин-гирей, каявшийся в своем отречении, подстрекал народ к восстанию. Для сохранения спокойствия в крае, Суворов стал переселять ногайцев в уральскую степь. В это время Потемкин прислал предписание повременить переселением, но операция уже началась. Переселение совершалось под присмотром войск, малыми частями; сам Суворов наблюдал за ним и ехал позади всех орд. Дабы пресечь возможность покушения переселяемых на донские земли, протянута была цепь казачьих постов от Ейска до половины Дона.
Как и следовало ожидать, большинство ногайцев были недовольны переселением. Незнакомая уральская степь их страшила, а ближнюю, лакомую манычскую степь им не давали. 31 июля, отойдя от Ейска с сотню верст, ногайцы внезапно напали на русскую команду и на верных России соплеменников. Произошел бой с большим числом убитых и раненых; ранен был и Муса-бей, стоявший за переселение. Суворов обратился с увещанием, но оно не подействовало; тогда, следуя инструкциям Потемкина, он дал им волю идти куда хотят. Десять тысяч джамбулуков повернули назад и бросились на встречный пост; пост подкрепили; произошло жестокое сражение, одолели русские. Ногайцы пришли от неудачи в исступление. Не в состоянии спасти свое имущество, они его истребляли, резали жен, бросали в р. Малую Ею младенцев. Погибло до 3000, в плен попало всего 60 стариков, женщин и детей. Русских убито и ранено до 100. Добыча победителей простиралась до 20000 голов лошадей и рогатого скота. Разбитые бежали без оглядки, и многие из них умерли потом в степи от голода, как доносил Суворов Потемкину.
Спустя несколько дней, Варвара Ивановна Суворова, проживавшая в Ейском укреплении, обратилась к атаману Донского войска Иловайскому с просьбою выбрать для нее из пленных детей мальчика и девочку побольше. Нашлись и другие охотницы в такого рода добычу; одна из них поставила условием, чтобы "не так противны рожей были". Иловайский отвечал отказом, потому что дети не старше трех лет по приказанию Суворова, отданы на воспитание в татарскую станицу; к тому же некоторые из них умерли, другие больны, сильно претерпев в степи от жара и голода.
Поражение джамбулуков распалило злобу кочевников, и между мурзами составился заговор, душой которого был Тав-султан. Мятеж запылал почти общий; несколько русских мелких отрядов были или изрублены, или принуждены ретироваться. Тав-султан напал на Ейскую крепость, в течение трех дней пытался овладеть ею, не имея ни пушек, ни ружей и действуя одними стрелами. Только из опасения прибытия Суворова, ногайцы бросили Ейск и ушли за Кубань. Лишь трое старых мурз остались верны России.
Потемкин был недоволен Суворовым за начатое переселение, тем более, что ещё не было высочайшего повеления. Он высказал Суворову неудовольствие и велел наблюдать за Шагин-гиреем, который находился в Тамани, куда бежал из Крыма. Затем Потемкин приказал Суворову отправиться в Тамань и велеть Шагин-гирею немедленно ехать в русские пределы, а если не послушается, употребить силу. Суворов должен был вручить Шагину письмо Потемкина; в письме этом, сухом и довольно грозном, Потемкин говорит, что не даст дозволения послать курьера к Императрице, пока Шагин не переселится внутрь России. Сношения его с возмутителями известны, он ничего хорошего этим не добьется и т. п.
Суворову, упоминая про набеги мятежных ногайцев, Потемкин предписывает раз навсегда пресечь это сильным поражением и истреблением мятежников; желающих же переселяться за Кубань не насиловать ни коим образом. Он говорит резко, что его предписания не соблюдены и "тамошние народы, видя поступки с ними, не соответствующие торжественным обнадеживаниям, потеряли всю к нашей стороне доверенность".
Шагин-гирей не отказался повиноваться. Пришлось его арестовать. Суворов, находясь на марше в закубанскую экспедицию, не мог сам этого исполнить, а приказал таманскому начальнику, генерал-майору Елагину. Курьер, посланный с приказом, проезжал ночью через Копыл, где должен был получить конвой, но остался там до утра, потому что комендант спали приказал себя не будить. Утром курьер получил конвой, но слабый, всего из 30 казаков; на него напала шайка Абазинцев в сотню человек и принудила вернуться. Отправился казачий полк, но было поздно: Шагин-гирея предупредили, он со свитой поскакал к Кубани. Тут он нашел готовые лодки, не прибранные потому, что Елагин ничего не знал. Затем прибыл к Елагину курьер; прочитав ордер, Елагин бросился с казаками вдогонку за беглецом, но тот уже успел переправиться на другой берег и поскакал к закубанским горцам.