Суворов получил в начальствование Владимирскую дивизию и в половине года ездил по своим делам в Петербург. О поездке он сообщил Потемкину и в заключение добавил: "Приятность праздности не долго меня утешить может; высокая милость вашей светлости исторгнет меня из оной поданием случая по высочайшей службе, где я могу окончить с честью мой живот". Но Турчанинов пишет Потемкину, что Суворов приехал в Петербург нежданный и пожелал представиться Государыне по случаю получения ордена св. Владимира. Его пригласили к столу. Когда Екатерина вошла, он по своему обычаю двукратно поклонился ей в землю, был принят милостиво и удостоен разговором; по выходе из-за стола повалился снова в ноги и откланялся. На другой день ездил в Гатчину, к наследнику, и сделал тоже самое. Турчанинов допытывался у него настоящей цели его приезда; Суворов отвечал, что приезжал поблагодарить "матушку" да повидать свою дочь; он говорил только о своих семейных неприятностях (он уже расстался с женой), местом службы был весьма доволен.
Суворов трудился по домашним делам, по хозяйству в вотчинах и вел переписку с управляющими и поверенными. Но все это у него за дело не считалось. В декабре 1784 он пишет Потемкину длинное письмо: говорит про свою праздность, замечает, что для него есть более подходящие должности. Указывая на дивизии, одной из которых желал бы командовать, он прибавляет, что готов хоть в Камчатку, лишь бы быть самостоятельным; что в роскоши жить не может; ехать за границу - та же праздность. "Одно мое желание, чтобы кончить высочайшую службу с оружием в руках. Долговременное мое бытие в нижних чинах приобрело мне грубость в поступках при чистейшем сердце и удалило от познания светских наружностей; препроводя мою жизнь в поле, поздно мне к ним привыкать."
Только в 1785 Потемкин перевёл его в Петербург командиром Петербургской дивизии. В октябре 1786 Суворов был произведен по старшинству в генерал-аншефы и отправлен к Екатеринославской армии для командования кременчугскими войсками. Предстояло путешествие Екатерины в южные области России, и Кременчугская дивизия играла в этом довольно видную роль.
Приобретение новороссийского края и Крыма значительно раздвинуло границы Европейской России, но стоило государству много крови и издержек. Еще более новороссийский край требовал материальных жертв впереди, потому что представлял собою почти сплошную пустыню. Заселение и устройство края, организация в нем военной и морской силы, зарождение и развитие торговли, создание системы управления были возложены Екатериною на Потемкина. Задача на нем лежала труднейшая, которая только при беспредельном доверии Императрицы могла успешно подвигаться к решению. Потемкин взялся за дело горячо; появились поселения, зачатки городов, крепостей, флота. Прошли немногие годы; дело находилось в полном ходу, хотя ни до чего законченного еще не дошло. У Потемкина было много врагов, которые будучи не в состоянии вредить ему прямо, старались колебать доверие к нему Императрицы. Говорили об упадке армии, о фиктивности южного флота, о невыгодности последних земельных приобретений, о совершенно непроизводительных затратах на их заселение и устройство. Это сначала раздражало Екатерину, потом стало беспокоить; она пожелала лично осмотреть новоприобретенный край. Такое желание было вполне естественно и без внушений Потемкинских врагов; оно даже не противоречило его видам и могло скорее утвердить, чем ослабить доверие к нему Екатерины. Он только потребовал несколько времени, чтобы достойно принять Государыню, конечно при усиленных денежных ассигнованиях.
Григорий Александрович Потемкин, игравший в жизни Суворова видную роль, был сын небогатого смоленского дворянина, родился в 1736 году, предназначал себя первоначально в духовное звание, но потом поступил в военную службу. Обратив на себя внимание и милости Екатерины, он быстро пошел вверх и скоро добрался до высших степеней, сделавшись князем, наместником всего южного края, президентом военной коллегии, фельдмаршалом, временщиком и всемогущим властелином. При большом росте и крепком, геркулесовом сложении, он отличался мужественной, хотя несколько топорною красотой, гордой осанкой, повелительным видом, под которым скрывалась некоторая застенчивость - недостаток, досадный для такого человека, и чем менее заметный для других, тем для него самого более ощутительный. В сношениях со знатью и с людьми чиновными он был надменен, недоступен, пренебрежителен, невежлив, часто просто груб - следствие быстрого возвышения, в котором важную роль играли его способности, но еще важнейшую - личное расположение Государыни. Впрочем, он зачастую, особенно наедине или в небольшом кругу, делался ласковым, обходительным, любезным. Для людей среднего и низшего слоев общества он был более доступным, и всякий, обращавшийся к нему без страха и боязни, но скромно, встречал большей частью хороший прием. Слишком большие крайности и резкости он дозволял себе только с русскими; с иностранцами же был другим человеком. Тут проступал оттенок искусственности, из-под которых выглядывала эксцентричная, неровная, азиатско-европейская натура.