Турки понесли сильнейшее поражение, которое произвело на них тем более деморализующее влияние, что они были уверены в победе; еще в прошлом году тот же самый великий визирь разбил австрийцев дважды наголову. Он даже заготовил цепи для заковывания пленных; одну из таких цепей доставили потом к принцу Кобургскому, и он писал об этом Суворову. Задавленный впечатлениями 11 сентября, визирь просил увольнения и умер от давней своей болезни, чахотки.
Победа при Рымнике есть одно из самых выдающихся проявлений Суворовского военного дарования, внешне блестящее и капитальное по своей сущности. На долю своего корпуса Суворов взял самую трудную задачу и исполнил ее с неподражаемым мастерством. Трудно верить, следя за ходом дела, что оно происходило при страшном численном перевесе турецких сил. Сведения о численности турецкой армии колеблются от 90 до 115 тысяч человек.
Суворов ознаменовал победу торжеством. Войска построились на поле сражения в одно большое каре для благодарственного молебна. По его приказу все запаслись зелеными ветвями. После молебна Суворов держал слово о победе, чести, славе и лаврах, и каждый бывший в строю увенчал себя победной ветвью. Гордясь рымникской победой, Суворов собственноручно написал о ней реляцию, на 12 страницах.
Если бы за поражением турок при Рымнике последовало наступление за Дунай, к Балканам, то война могла окончиться в том же году, так как главные силы Порты разбежались по переходе через Дунай. Суворов просил подкрепления, чтобы двинуться за Дунай, но безуспешно. Подобные взгляды далеко превышали уровень военных способностей Потемкина, который ещё и внес долю горечи в добрые отношения союзников. Вечером 11 сентября, на поле сражения, принц Кобургский получил от него письмо с резкими обвинениями его, Кобурга, в медлительности и очень этим оскорбился.
Урон турок 11 сентября составил 15,000 человек; в плен взято не больше нескольких сот. Победителям достались 100 знамен, 80 орудий, стада скота, тысячи повозок с имуществом; добыча была очень велика. Потеря союзников определяется в 600 человек с небольшим, в том числе русских меньше 200.
Получив донесение о победе, Потемкин писал Суворову: "объемлю тебя лобызанием искренним и крупными словами свидетельствую мою благодарность. Ты, мой друг любезный, неутомимою своею ревностью возбуждаешь во мне желание иметь тебя повсеместно... Если мне слава, слава, то вам честь..." Государыня была восхищена и того более. Был отслужен в придворной церкви молебен при огромном стечении имеющих приезд ко двору; произведен 101 выстрел; архиереи говорили поздравительные речи; курьер Потемкина, подполковник Зубов, получил следующий чин. Екатерина цитировала письмо Суворова, полученное его дочерью, где говорилось, что в самый день рымникской победы, много лет назад он разбил Огинского. Еще сильнее был восторг австрийцев. В одном письме читаем: "Туживший об участи Кобурга цесарский посол (при Петербургском дворе), пробудясь аки от сна, предался вдруг веселию и, упоенный паче прочих радостью, имел при сем случае на счет разбитого визиря церемонияльный во дворец въезд". Безбородко пишет одному из графов Воронцовых, что "австрийцы от сна восстали, но уже и загордились успехами; не спорят однако же, что Суворов решил принца Кобургского атаковать турок, а то было уже стали на оборонительную ногу". Признание это выразилось и в рескрипте императора Иосифа Суворову: "Совершенно признаю, что я победою обязан наипаче вашему скорому соединению с принцем Кобургским". Факты эти многозначительны: подобные признания очень туго сходят с языка и пера, ибо затрагивают национальное самолюбие.
На этот раз Государыня, всегда щедрая, выказала свое благоволение особенно; главные награды однако все-таки были продиктованы ей Потемкиным. 22 сентября он пишет: "Ей, матушка, он заслуживает вашу милость, и дело важное; я думаю, что бы ему, но не придумаю. Петр Великий графами за ничто жаловал; коли-б его с придатком Рымникский?"
Он советует Государыне наградить еще Георгием 1 класса. Екатерина пожаловала Суворова графом Русской империи с прозванием Рымникского, назначила ему орден Георгия 1 класса, бриллиантовый эполет и богатую шпагу, пояснив: "хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерии Егорья большого креста посылаю по твоей просьбе, он того достоин; осыпав его алмазами, думаю, что казист будет". Но и этого Государыне казалось мало; в тот же день, 18 октября, она пишет Потемкину третье письмо, говоря: "к вещам для Суворова я прибавила еще перстень, буде вещи тебе покажутся недовольно богаты". Сообщая Суворову о монарших награждениях, Потемкин пишет: "Вы конечно во всякое время равно приобрели славу и победы, но не всякий начальник с равным мне удовольствием сообщил бы вам воздаяние; скажи, граф Александр Васильевич, что я добрый человек: таким я буду всегда". Суворов, знавший себе цену, тем не менее был изумлен такой оценкой его заслуг и отвечал Государыне: "неограниченными, неожидаемыми и незаслуженными мною милосердиями монаршими Вашими, великая Императрица, я теперь паки нововербованный рекрут"; обещает служить ей до смерти и в заключение говорит: "великодушный мой начальник, великий муж князь Григорий Александрович, да процветет славнейший век царствования Вашего в позднейшие времена". Не менее восторженно было его письмо к правителю канцелярии Потемкина, Попову. Указывая, на какую высоту он поднялся, он говорит: "Долгий век князю Григорию Александровичу; увенчай его Господь Бог лаврами, славою; великой Екатерины верноподданные да питаются от тука его милостей. Он честный человек, он добрый человек, он великий человек. Счастье мое за него умереть".