12. Вторая Турецкая война. Измаил. 1790.
Война тянулась давно, сделано было мало, и близкий конец не предвиделся. Австрия тяготилась участием в ней, особенно по кончине императора Иосифа в феврале 1790 и мятежах в Брабанте; Англия напрягала усилия оттянуть ее от союза с Россией. Отношения с Польшей могли разрешиться внезапным взрывом; война со Швецией еще не была окончена. Грозил разрыв с Пруссией, которая мобилизовала свою армию.
Силы русских против Турции уменьшились, и для наступления выделили всего две дивизии с небольшим отрядом между ними, всего 25000 человек. Оберегаясь от Пруссии, Австрия тоже забрала часть сил с турецкого театра войны.
Порта хотела наступать в Крыму и на Кубани, а на Дунае держать оборону, заняв крепости сильными гарнизонами. Боевые её средства для кампании 1790 были слабы. Выгадывая время, турки продолжали начавшиеся в прошлом году переговоры о мире и предложили заключить перемирие. Но Потемкин не согласился на приостановку военных действий, которые так и велись параллельно с мирными переговорами.
Суворов в виде подготовки к будущим наступлениям, вошёл в сношения с пашой в Браилове. Между ними установились отношения, какие бывают между воюющими во время перемирия: делали друг другу мелкие подарки, пересылались свежею рыбой и другой живностью, и переговаривались о деле. Суворов старался убедить пашу в бесполезности сопротивления Браилова, когда русские начнут наступление. Подействовало ли тут его грозное для турок имя, или паша имел свои соображения, но он согласился ограничиться легким сопротивлением, для вида, а затем сдать крепость. Суворов составил смелый план наступления за Дунай русских совместно с австрийцами. Принц Кобургский должен был взять Оршову и Журжу, Суворов - Браилов, и затем одновременно переправиться за Дунай. Кобург одобрил этот план, переписывался о нем с Суворовым, разъясняя подробности, но проект оставался проектом, потому что Потемкин не только не давал санкции, но просто не отвечал ни слова на все сообщения принца. Он не любил Кобурга; кроме того, он вероятно не рассчитывал на долговечность австрийского союза, что потом и оправдалось.
Кобург решил открыть действия один. Для исполнения своей части плана до перехода через Дунай, он не нуждался в содействии русских, а после того мог или рассчитывать на вынужденное согласие Потемкина поддержать его, или просто остановиться на сделанном. Он двинулся к Оршове, а когда Оршова сдалась, то осадил Журжу. Осада шла сначала хорошо, но вследствие ли самонадеянности австрийцев, или дурной наблюдательной их службы, осажденные сделали, в отсутствие Кобурга, весьма удачную вылазку, испортившую все дело. Они прогнали австрийцев, забрали у них артиллерию, нанесли урон в 1000 человек; по странному распоряжению, которое вероятно было следствием дурно понятых Суворовских уроков, прикрывавшие брешь-батарею батальоны получили приказание действовать штыками и не имели при себе патронов. Австрийцы были в 6 раз сильнее гарнизона Журжи, но потеряли всю свою осадную артиллерию и отступили.
Потемкин со злорадством описывал это дело Государыне, называя Кобурга тупым, достойным сумасшедшего дома; издевался над приказанием действовать одними штыками, говоря, что войскам разрешили только браниться из траншей или дразниться языком.
Дело под Журжей было частной неудачей, которую в конце месяца генерал Клерфе отчасти загладил победой под Калафатом. Но этими тремя делами и кончились активные действия австрийцев.
Готовясь к открытию кампании, Потемкин доносил Государыне, что рассчитывает начать военные действия рано и повести их стремительно, дабы повсюду и одновременно навести на неприятеля ужас. Если это было не похвальбой, то платоническим проектом, которые складываются в воображении у нерешительных людей и исчезают, когда надо приступать к делу. Проживая в Яссах и Бендерах, окруженный невиданной роскошью, Потемкин походил не на военачальника, а на владетельного государя среди блистательного двора. Тут были знатные и богатые иностранцы, рассыпавшиеся перед ним в комплиментах, а про себя издевавшиеся над его сатрапскими замашками, азиатскою роскошью и капризным непостоянством. Тут были люди знатных или влиятельных фамилий, налетевшие из столичных салонов за дешевыми лаврами; вокруг жужжал рой красавиц, вращался легион прихлебателей и проходимцев. Праздник следовал за праздником; одна затея пресыщенного человека менялась другою, еще больше чудною.
Суворов не посещал главной квартиры, возможно был там раз или два то в конце прошлого года. Он не затруднялся лишний раз и поклониться, и покадить своему всесильному начальнику, но не мог быть членом Потемкинского придворного штата, прихлебателем, участником "в хороводе трутней". Он, добровольно тешивший других разными выходками и коленцами, этим самым зло издевался над своей публикой; быть же невольным посмешищем вовсе не желал.