Во Франции уже давно были недовольны правительством, и 30 прериаля (7 июня) произошел там переворот, изменивший состав директории. Вслед затем в Париже получено известие о погроме на Треббии, которое произвело потрясающее действие на всю страну. Народная гордость едва выносила нанесенную ей глубокую рану; обвиняемые в поражении генералы потребованы к ответу в Париж; законодательные советы, до 30 прериаля ревнивые и директории неприязненные, теперь сами выступили с предложением чрезвычайных способов, для спасения отечества от близкой опасности — вторжения иноземцев.
И однако же в военной литературе последующего времени крупная Суворовская победа на Треббии нашла мало справедливых ценителей. С видимой неохотой отдавали должное его необыкновенно-быстрому маршу и замечательной точности комбинации в сосредоточении войск, но вместе с тем как бы в собственное утешение выдвигали соображения, уменьшающие и чуть не уничтожающие достоинство всей операции. Одни указывали, что соединению Макдональда с Моро более всего воспрепятствовала помощь эрц-герцога Карла, в виде оттянутого от него отряда Гадика; другие повествовали, что все усилия Суворова разбились о мужество французских войск и что искусное движение Моро из Апеннинов заставило его бросить недоконченное дело преследования и таким образом довольствоваться полууспехом. Изложенные выше страницы кажется могут служить достаточным ответом на подобные произвольные выводы. Но самые странные обвинения исходили от Австрийцев; по их сведениям выходит, что Суворов поставил союзную армию на Треббии в опасное положение между Макдональдом и Моро, и что его упорство в продолжение трехдневного боя порождено было необходимостью выйти из этого положения. рассуждая по своему вполне логически, эти строгие судьи говорили, что решимость Суворова - употребить последние, страшные усилия для боя на четвертый день, была прямым последствием отчаяния, так как для него иного выхода не было, и оставалось во чтобы то ни стало опрокинуть одного противника, прежде чем другой атакует его с тыла. Короче говоря, Суворова и его армию спасло "добровольное" отступление Макдональда 13.
Тут дело уже не в угле зрения, а в корне понятий, или вернее, в чувстве, вырастившем понятие. Нам известно, что никаких сколько-нибудь определенных вестей о Моро Суворов не получал до 10 числа и что, для обеспечения отступления, была им устроена у Парпанезе переправа; стало быть "отчаяние" его есть плод досужего воображения, вместе с "добровольным" отступлением Французов. Всякий, знакомый с предшествовавшим боевым поприщем Суворова, знает, что упорство есть индивидуальная его особенность; что он воспитывал войска для "отчаянного" боя и что характер его военной теории заключался в признании возможным невозможного для других. Все это мы видим одинаково и в первых шагах его боевого поприща, и в последних, причем возрастающие препятствия не уменьшают его упорства, а увеличивают. Если же в сражении при Треббии эта упругость предводителя и войск высказывается несколько больше, то причиною тому особенности всей обстановки. Следует помнить, что это было первое генеральное сражение между Французами и Русскими; переход через Адду, где Русские участвовали в деле только местами, к счету не идет. Оба противника не имели друг к другу национальной ненависти или вражды, но оба они привыкли быть победителями многие годы. Встреча их в большой битве приобретала таким образом особенный оттенок; поражение не оправдывалось ни случайностью, ни несчастием, а представлялось стыдом, ущербом чести военной. Оттого, может статься, Русские и Французы дрались на Треббии с последним напряжением сил.
Австрийцы, бесспорно храбрые и мужественные воины, держались однако совсем другой военной теории, а потому. боевые особенности Суворова казались им ненормальными, и упорство его на Треббии могло быть принято за проявление отчаяния. А если прибавить сюда зависть и затронутое национальное чувство, так как ничего подобного кампании 1799 года ни перед тем у них не было, ни после не повторилось, - то этим можно и ограничить объяснение неприязненных отзывов Австрийцев о Суворове.
Прежде чем перейти к изложению дальнейших действий, остается отметить два частные обстоятельства, имеющие связь со сражением при Треббии. В большом ходу анекдот, будто в один из тяжелых моментов боя (вероятно 8 числа), Мелас прислал к Суворову адъютанта с вопросом — куда отступать, а Суворов отвечал — в Пиаченцу. Этого не было. До Суворова дошел потом слух, будто Мелас послал к нему или в его штаб "цыдулку" о том, что в диспозиции ничего не упомянуто про пути отступления, но Суворов этой записки не видал и потому ответа на нее не давал никакого 14. Другой случай, очень прискорбный, произошел в Пиаченце, где несколько русских офицеров обобрали находившегося в госпитале раненого французского генерала Сальма. Получив жалобу, Суворов приказал разжаловать виновных в рядовые и потом некоторых из них наказать палками. Хотя много можно встретить в иностранных источниках лжи о Суворове и Русских, но настоящий случай едва ли подходит к категории злостных вымыслов, так как его передает один из панегиристов Суворова 15.
Решив дать своим войскам отдых, Суворов дошел с ними 10 числа до Фиоренцола на р. Арде и остановился на дневку. Только здесь получил он донесение о покушении неприятеля на его фланг и тыл во время сражения на Треббии. Покушения эти состояли в следующем. Для содействия Макдональду, Моро послал по долине Треббии генерала Лапойпа с 3,000-ным лигурийским легионом; Лапойп дошел 5 июня до Боббио и отсюда мог действовать во фланг и в тыл союзникам, но не решился этого сделать, простояв почти три дня в бездействии. Потом он надумался и двинулся к Нуре, но узнав, что русские войска уже там, а Французы в полном отступлении, вернулся опять к Боббио. Осведомившись об этом 10 числа, Суворов послал отряды для прикрытия обозов и для занятия Боббио, так что Лапойп нашел этот пункт уже в руках неприятеля. Он вздумал было атаковать слабый русский отряд, но был им разбит на голову, потерял больше 100 пленных и бежал разными тропинками назад в горы.
Суворову было также донесено, будто за Лапойпом надо ожидать самого Моро, однако это не оправдалось 10. Моро начал наступление тоже 5 числа, но не сюда, а к Александрии; двигался он чрезвычайно медленно, с целью задержать Суворова у Александрии и дать Макдональду время появиться в тылу союзников. Велико было изумление Моро, когда он узнал, что Суворова давно уже в тех местах нет; расчеты его разлетелись прахом, но он все таки решил продолжать наступление чрез Нови и Тортону, дабы атаковать Суворова в тыл. А так как влево, под Александрией, стоял Бельгард, то французский главнокомандующий счел необходимым устранить предварительно это препятствие. Июня 9 произошло жаркое дело при Касино-Гроссо. Силы были неравные: у Моро около 14,000 человек, у Бельгарда вдвое меньше. Сначала Австрийцы имели успех, но потом Французы одолели, и Бельгард был сильно побит, потеряв убитыми, ранеными и пленными немногим меньше трети своего корпуса. Он однако отступил в порядке за Бормиду и стал укрепляться на новой позиции. Моро, получив затем весть о сражении на Треббии и его развязке, не решился идти на встречу Суворову, ни даже вторично атаковать успевшего усилиться Бельгарда, а ограничился демонстрациями, чтобы отвлечь союзного главнокомандующего от преследования и конечного истребления армии Макдональда. На этот раз демонстрации остались ни при чем, и союзная армия направилась против Моро не из боязни своего главнокомандующего за тыл, а потому, что по его мнению, разбитие Моро было бы гораздо лучшим довершением победы на Треббии, чем преследование расстроенной в конец армии Макдональда. Суворов оповестил Бельгарда, что выступает обратно, дабы вместе с ним "угостить Моро", но вероятно по усталости войск, тронулся в путь не тотчас же, а на другой день, 12 числа. Несмотря на палящий жар, движение было исполнено как рассчитано, и утром 15 числа назначена совместная атака Суворова и Бельгарда на Моро. Но французский главнокомандующий счел более благоразумным заблаговременно отретироваться в Апеннины.
Пока Суворов шел со спехом назад, на встречу новому противнику, Отт продолжал преследование Макдональда или, вернее сказать, следил за его отступавшими войсками. Французы двигались быстро; отряды, посланные им в тыл Краем, были слабы, а потому не представили серьезного препятствия ретираде. Войска Отта скоро заняли Болонью, а затем и форт Урбано (Кастель-Франко),-последний укрепленный пункт Цисальпийской республики. Суворов, по предложению Отта, велел вывести из форта все запасы, а укрепления его срыть и подорвать, но Австрийский император не одобрил этого распоряжения, а приказал его отменить, имея на то "особые причины", как говорилось в рескрипте. В действительности никаких "особых" причин не было, а существовала одна общая, руководившая австрийскою политикой, которой непонятливый Суворов никак не хотел уразуметь. Этим и кончились действия Отта, так как значительная часть его войск понадобилась для осады Мантуи; он расположился в Парме, Модене и Реджио, а вслед за неприятелем послал легкие конные партии. Макдональд не задавался уже широкими проектами, а заботился исключительно о спасении остатков своей армии и потому решился вести ее по морскому берегу, к Генуе. С большим трудом и риском исполнил он это движение; пехота прошла по горным тропинкам, артиллерию и тяжести перевезли морем. Английский флот был в то время далеко, а на сухом пути союзники прекратили преследование, - вот двойная причина тому, что Французы выбрались из Тосканы беспрепятственно и счастливо. В тылу их тотчас же, даже прежде их отбытия, поднялись народные восстания и скоро обратились в общее движение всей страны, даже без деятельной помощи союзников. Сенат восстановил прежнее правительство и послал депутатов в Вену, к великому герцогу.