День склонялся к вечеру; было 4 часа, ночной темноты оставалось ждать не долго. Суворов стал опасаться за Розенберга, о котором не было никакого слуха, а между тем под его начальством находилась почти треть армии, и порученная ему операция отличалась большою смелостью замысла. Опасение это поддерживалось необыкновенным упорством французской обороны, как бы указывавшей на двойную цель противника. Суворов велел штурмовать французскую позицию в третий раз. Войска двинулись и вслед за тем, почти одновременно, показались против неприятельского левого фланга, на снежной вершине, головные люди колонны Багратиона. Французы этого не ожидали, тотчас бросили позицию и стали поспешно ретироваться. Дело было Суворовым выиграно, Сен-Готар занят.
Из этого описания видно, как несправедливо многие иностранные писатели порицают Суворова за то, что он, упорствуя во фронтальных атаках, несмотря на убеждения Вейротера, будто бы только вечером послал обходные колонны, которые и решили дело в его пользу. Скорее можно сказать, что он, как при Нови и в силу тех же причин, был слишком нетерпелив, прибегая к троекратной атаке, но данные для подобного заключения имеются только теперь, когда весь ход дела ясен, а в то время рассчитать фронтальную атаку одновременно с фланговою было невозможно уже по одним свойствам местности. Атака Сен-Готара действительно могла обойтись Русским гораздо дешевле, если бы Розенберг не мешкал, как ниже увидим, но тут Суворов ни при чем; поджидать же Розенберга, отряженного по длинному и кружному пути, было дело не мыслимое.
К этому времени относится очень распространенный анекдот, будто русские солдаты, устрашенные видом гор и трудностями похода, отказались идти вперед, а Суворов пригрозил им, что ляжет от срама здесь в могилу, велев рыть и могилу. Ничего подобного не было; по всей вероятности этот драматический анекдот выдуман по поводу следующего случая. В голове одной из колонн ехали два офицера, - один австрийского генерального штаба, другой русский подданный из немцев. Разговор, который они между собою вели, коснулся щекотливого предмета - отношений Австрийского правительства к России, Суворову и русским войскам. Русский не сдержал своего негодования, австриец вступился за правительство с горячностью; произошла ссора, дошло дело до крупных слов, может быть до брани; австриец сгоряча бросил голову колонны, она остановилась, а он, встретив Багратиона, в сердцах сказал ему: "бранятся, не идут". На этой скромной основе должно быть и выросла эффектная, но ложная по духу сцена, попавшая и в историю, и в роман.
Когда Госпис перешел в руки Русских, подъехал Суворов и был встречен престарелым, седым приором с братией. Приор пригласил фельдмаршала подкрепить силы скромной трапезой, но Суворов просил отслужить прежде благодарственный молебен, молился усердно, а потом принял угощение, состоявшее из картофеля и гороха, За трапезой велась оживленная беседа; под влиянием победы, Суворов был весел, любезен, хвалил обитель за христианские подвиги на пользу ближнего, благодарил за гостеприимство. Приор был человек образованный и не мог не подивиться массе знаний и огромной начитанности русского полководца, который к тому же вел с ним беседу на нескольких языках.
Тем временем войска собрались на вершине горы, перевели дух и стали спускаться вслед за Французами, которые с геройским упорством решились продолжать оборону. На первой занятой позиции они не могли удержаться, но в дальнейшем отступлении были подкреплены остальными войсками Луазона, которые привел сам начальник дивизии Лекурб. Он двинулся на встречу Суворову, но получив извещение, что тылу его угрожала колонна Розенберга, занял оборонительную позицию вблизи деревни Госпиталь с тем, чтобы хоть до ночи остановить наступление Суворова.
Розенберг выступил из Тавеча с рассветом и пошел по долине В. Рейна, имея впереди Милорадовича. Французские аванпосты были сбиты и отступили на вершину горы Криспальт, к двум стоявшим там батальонам; русские войска повели наступление на них прямо и в обход левого фланга. Французы, пользуясь местными прикрытиями, встретили их сильным огнем, но были сбиты смелою атакой передового батальона Милорадовича и затем заняли новую позицию по обеим сторонам озера Обер-Альп. Отсюда выбить их было труднее, хотя войска Розенберга успели стянуться почти все и имели огромный перевес числа. Общая атака тремя колоннами по обоим берегам озера встретила упорную оборону и кроме того была затруднена болотистой местностью; однако Милорадовичу удалось сбить правое французское крыло. Это побудило неприятеля к общему поспешному отступлению; хотя он и пытался останавливаться еще на нескольких позициях, но деятельный Милорадович не давал ему утвердиться, и под конец отступление обратилось почти в бегство. Этому способствовала, между прочим, чрезвычайная энергия войск Розенберга, одушевленных чувством соревнования, так как они почти не имели случая принимать участие в победах Итальянской кампании.
Французы спустились к деревне Урзерн и, вместе с оставленным там по распоряжению Лекурба резервом, построились в боевой порядок. Русские стягивались и устраивались на вершине горы, под которою Французы готовились к новой их встрече; впереди русской боевой линии рассыпан был батальон егерей. Неприятель пробовал бросать сюда гранаты, но они не наносили никакого вреда. Так прошло несколько часов, наступал вечер, густые облака оседали по ребрам горы книзу и наконец заволокли непроницаемым туманом всю долину: и Урзерн, и Французы стали не видны. В это только время войска получили приказание -спускаться вниз; велено это сделать как можно поспешнее, но без всякого шума и затем выстраиваться в линию. Спуск был очень крутой, так что большинство предпочло скатиться с горы сидя; тишина была соблюдена образцовая, и боевая линия выстроилась у подошвы горы, не замеченная неприятелем. По данному приказанию, линия дала ружейный залп и кинулась в штыки, с криком ура, на невидимого противника. Французы были озадачены внезапной атакой, но присутствия духа не потеряли и встретили Русских стойко; однако удар был так силен и стремителен, что отразить его не могли, и смятые, охваченные с флангов, дали тыл. Небольшое число беглецов направилось чрез Урнер-Лох к Чертову мосту, большая же часть отступила по направлению к Госпиталю и присоединилась к Лекурбу 1. Кроме 220 человек убитыми и пленными, Французы потеряли 3 орудия, да в руки победителей попало до 370,000 патронов и провиант, которого хватило на суточную дачу Розенбергову корпусу. Преследование не производилось за туманом и ночною темнотою.
Розенберг сделал здесь большую ошибку. Придя к спуску в Урзернскую долину между 2 и 3 часами дня, он прислушиваясь к выстрелам Суворова нашел, что они доносились издалека и что поэтому атаковать неприятеля слишком еще рано 1. Не держись он этого фальшивого соображения, то не только избавил бы колонну Дерфельдена от лишнего боя, заняв в тылу Лекурба Урзерн, но находившиеся на С.-Готаре французские войска едва ли могли избежать тогда истребления или плена в полном своем составе. Не было у Розенберга отговорки и в усталости войск; хотя его дивизия сделала в этот день, при непрерывном почти бое, 18 верст, что много для непривычных войск в горной стране, но колонна Дерфельдена при худших еще условиях прошла 24 версты.
Блистательный дебют русских войск в горной войне стоил не дешево: из строя выбыло до 2,000 человек. Потеря Французов неизвестна, но она должна быть меньше. Они бежали по двум главным направлениям: одни к западу, чрез Фурку к верховьям Роны; другие же, в огромном большинстве, направились вместе с Лекурбом чрез горы в долину Гешенен. Лекурб был генерал даровитый, решительный и смелый, настоящий представитель французской военной школы той эпохи. Он мог бы отступить чрез Фурку в Валис, но тогда Суворову открылся бы свободный путь к Люцернскому озеру с находившеюся там французскою флотилией. Этого было достаточно для Лекурба, чтобы принять решение, для генералов другой школы невозможное: он побросал всю свою артиллерию в Рейсу и ночью стал пробираться чрез дикий горный хребет Бетцберг. Густой туман и ночная тьма сильно затрудняли ему и без того невероятный по трудностям путь, где извивались редкие, мало посещаемые тропинки и по которому сами местные жители считали невозможным движение войск. Но за то эти самые туман и темнота, не дозволявшие различать едва видимые тропы, спасли войска Лекурба от неприятеля: Французы целую ночь карабкались по горным высям и ущельям, перевалили гребень на высоте 7,800 футов, спустились утром к деревне Гешенен и стали на пути Суворова.
Суворов послал небольшую часть войск для преследования неприятеля к стороне Фурки, а другой, под начальством генерал-майора графа Каменского, приказал ранним утром двинуться к Цумдорфу и Гешенену 1. Штраух остался на южной стороне Сен-Готара, прикрывать дорогу чрез Нифенский проход в долину Тичино; прочие войска, едва державшиеся от усталости на ногах, расположились на ночлег где стояли, вокруг деревни Госпиталь, откуда Лекурб был выбит уже в ночную тьму. Погода стояла холодная и сырая, солдаты дрогли, несмотря на разведенные огни. Верстах в 4 прорезывались через ночную тьму огни другого бивака, - то был корпус Розенберга; но каждый из русских лагерей принимал другой за неприятельский, а между тем неприятель, в начале ночи, находился почти как раз между ними. Великий князь ночевал в Айроло; Суворов посреди войск, в деревне. Перед полуночью он написал Готце и Римскому-Корсакову, что трудные обходы замедлили взятие Сен-Готара, что войска недавно прибыли к Госпиталю, что завтра наступление будет продолжаться, и он надеется дойти к вечеру до Альторфа, как назначено диспозицией. Он видимо был доволен только что кончившимся 13 числом и на конверте с бумагами, отправляемыми к Готце, написал собственноручно: