Салтыков вернулся с чином фельдмаршала и со строгим повелением — вести энергическую наступательную войну. В 1760 году предполагалось вознаградить упущенное прежде; русская и австрийская армии долженствовали соединенными силами сокрушить небольшую армию Прусского короля. Но несогласие Дауна и Салтыкова пустило уж слишком глубокие корни и воспрепятствовало единодушному действию. После разных передвижений, Русские удалились и разместились по зимним квартирам в Польше, ознаменовав эту кампанию лишь смелым партизанским набегом на Берлин. Легкий отряд Чернышева, авангардом которого командовал Тотлебен, напал на этот город внезапно; туда ж шел Ласси с Австрийцами, но опоздал. Гарнизон Берлина состоял всего из трех батальонов; поспешно бросились к нему на помощь небольшие прусские отряды. Пруссаков разогнали, и пока сам Фридрих спешил к своей столице, она была занята Русскими, которые наложили на нее контрибуцию, разграбили окрестности, в особенности загородные дворцы и поспешно ушли. Предприятие это было задумано смело и выполнено удачно. по сопровождалось грабежами, которые еще усилили дурную репутацию русских войск.
В набеге на Берлин участвовал и Суворов, но командовал ли он частью войск или состоял при каком либо штабе, — неизвестно. Во всяком случае участие его не было выдающимся и ничего замечательного не представляет. Сохранился только один эпизод, свидетельствующий человеколюбие Суворова и его шутливость. При нападении на Берлин, казаки захватили красивого мальчика. Суворов взял его к себе, заботился о нем в продолжение всего похода и, по прибытии на квартиры, послал вдове, матери мальчика, письмо такого содержания: «Любезнейшая маменька, ваш маленький сынок у меня в безопасности. Если вы захотите оставить его у меня, то он ни в чем не будет терпеть недостатка, и я буду заботиться о нем, как о собственном сыне. Если же желаете взять его к себе, то можете получить его здесь, или напишите мне, куда его выслать» 2. Мать, конечно, пожелала получить сына обратно.
Есть также известие, что Суворов посещал прусские масонские ложи 3. Может статься, так как он был человек любознательный; но сомнительно, чтобы сам он был когда-либо масоном.
В этом же году отец его был отправлен за границу для устройства продовольствия армии во время похода и поручение это, как видно, исполнил успешно, потому что назначен сенатором, а в декабре губернатором занятого королевства Прусского, на место генерала Корфа. В этой должности он состоял до марта или апреля 1762 года, правил провинциею умно, успешно заботясь об увеличении доходов. сам же жил скромно, давая иногда балы для двух своих дочерей 4. Наезжал к нему в Кенигсберг на короткое время и сын, который продолжал служить при Ферморе и лишь в конце 1761 года получил новое назначение, уже вполне боевого характера.
Салтыкова заменили Бутурлиным; при нем дела пошли чуть ли не хуже прежнего; по крайней мере Русские, при своих значительных силах, сделали в 1761 г. не больше, чем в предшествовавшие года. Назначено было Лаудону соединиться с Русскими и вырвать из рук Фридриха Силезию. Половина похода прошла в стараниях соединить силы союзников и вслед за тем они опять разделились. Прежде Салтыков препирался и ссорился с Дауном, теперь тоже самое происходило у Бутурлина с Лаудоном. Русские двинулись в Померанию, а Лаудон, хотя и усиленный корпусом Чернышева, не отважился однако предпринять ничего серьезного против Фридриха. Король тем временем отрядил генерала Платена, с 10 или 12,000-ным корпусом — тревожить Русских и уничтожать в Польше их магазины. Против него был выставлен летучий конный отряд генерала Берга и кроме того решено завладеть в Померании Кольбергом, что и поручено генералу Румянцеву.
До сей поры мало приходилось Суворову принимать участия в делах против неприятеля. В Силезии он бывал в разных стычках, но они были так мелки, что в летопись кампании не вошли, и даже сам он про них не упоминает. При всем том Суворов успел несколько выдвинуться из ряда; его знали и ценили многие, в том числе и Берг. Получив в командование легкий корпус, Берг стал просить Суворова к себе. В сентябре 1761 года последовал от Бутурлина приказ: «так как генерал — майор Берг выхваляет особливую способность подполковника Казанского пехотного полка Суворова, то явиться ему в команду означенного генерала» 5. Таким образом Суворов расстался с Фермором. Они сделались близкими людьми, и подчиненный пользовался особенным расположением начальника. Даже в старости Суворов хранил благодарную память о Ферморе. Почти 30 лет спустя, в одном из писем своих к князю Потемкину, он вспомнил про давнего своего начальника с чувством неостывшей признательности и сказал: «у меня было два отца — Суворов и Фермор».
Корпус Берга тронулся на Бреславль, прикрывая отступление русской армии. Генерал Кноблох, предводивший довольно сильным отрядом, двинулся против Русских с барабанным боем и распущенными знаменами. Это было при деревне Рейхенбах, недалеко от Бреславля. Суворов не пошел на него встречной атакой, а ограничился артиллерийским огнем. Батарея действовала хорошо; с первых же выстрелов загорелся большой сенной магазин и один за другим стали взлетать на воздух прусские зарядные ящики. Канонада продолжалась до тех пор, пока генерал Кноблох не ретировался. Это маленькое дело было первым дебютом Суворова, о котором не сохранилось никаких подробностей. Остается заметить, что вопреки своим будущим правилам, Суворов ограничился под Рейхенбахом пассивной обороной и не преследовал отступившего неприятеля, если только единственное дошедшее до нас известие об этом деле изложено верно.
Русский легкий корпус расположился между деревнями Большим и Малым Вандеринсом, вблизи Лигница, в 1/2 милях от прусской армии, предводимой королем, рано утром атаковал прусские аванпосты и оттеснил их. Король двинул несколько тысяч на помощь; Русские стали отступать, отдавая каждый свой шаг с боя и отошли таким образом до первой своей позиции, в 4 милях. Пруссаки усиливали натиск, но без результата. Дело продолжалось почти целый день; одним крылом Бергова корпуса, силою в 2000 человек, начальствовал Суворов.
Под Швейдницом он беспрерывно тревожил прусский лагерь. Однажды с 60 казаками атаковал он гусарский пикет, занимавший в числе 100 человек вершину холма, но был отбит. Немного спустя он повел вторую атаку, но также неуспешно. Неудача раззадорила его; он налетел на пикет в третий раз, сбил гусар, занял холм и удержал его за собою, а получив подкрепление, принял угрожающее положение и готовился к атаке, но наступила ночь, и Пруссаки отошли в свой лагерь. В другой раз Суворов атаковал прусские ретраншаменты так энергично, что мог видеть очень ясно шатры главной королевской квартиры. Из прусской армии бывали частые дезертиры. Один из них, сержант, рассказал очень обстоятельно, какие запасы хранятся в Швейдницком магазине и сосчитал, что хлеба и фуража хватит Пруссакам на три месяца. Обыкновенно прусских беглецов отсылали в главную квартиру. Суворов советовал Бергу удержать этого сержанта, иначе показание его может поколебать главнокомандующего и изменить его наступательные планы. Берг не обратил внимания на этот совет, а Бутурлин, получив от сержанта сведение, что прусская армия, прикрывавшая Швейдниц, обеспечена продовольствием надолго, оставил свою позицию, отошел назад и расположился позади Лигница.
Платен направился к Кольбергу левым берегом Варты. Суворов с сотнею казаков переправился вплавь через реку Нетцу, сделал ночной переход более, чем в 40 верст, подошел к Ландсбергу на Варте, разбил городские ворота, положил до 50 прусских гусар и сжег половину моста на Варте. так что Платен должен был наводить понтоны и собирать местные лодки, чрез что и потерял не мало времени. Когда он двинулся дальше, на Регенсвальд, Суворов, начальствуя 3 гусарскими и 7 казачьими полками, тревожил и задерживал его с фланга, а при выходе из Фридбергского леса, ударил на боковые Платеновы отряды и захватил много пленных.
В этих мелких делах Суворов обнаружил такую отвагу, быстроту и умелость, что о нем было доведено до сведения главнокомандующего. Бутурлин представил его к награде, донося Императрице, что Суворов «себя перед прочими гораздо отличил», а отцу его, Василию Ивановичу, написал любезное письмо, свидетельствуя, что его храбрый сын «у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу» 6.