На третий или четвертый день Суворов расстался с принцем Кобургским и малыми переходами двинулся к месту прежнего своего расположения. Остановившись у Текуча, он простоял тут несколько дней, написал реляцию, потом продолжая поход, прибыл в Бырлад в последних числах сентября. Тут долгое время пришлось ему оставаться без дела и даже отделить часть своих сил в помощь Потемкину к Бендерам.
Успокоенный рымникской победой со стороны великого визиря, Потемкин направил все свои усилия на овладение Бендерами. Взят был замок Гаджибей, вслед за ним Паланка, за нею Акерман сдался на капитуляцию, армия Потемкина окружила Бендеры. Крепость была сильная и гарнизон её многочисленный, но командующий паша или по малодушию, или закупленный Потемкиным, сдал ее и сам предпочел остаться у Русских, а гарнизон и население отправились к Дунаю. Суворов поздравил Потемкина, говоря, что в том столетии ни одна турецкая важная крепость «не сдавалась Русским так приятно 21. Государыня наградила Потемкина великолепным золотым лавровым венком. «Не даром я тебя люблю и жаловала», писала она ему по этому случаю: «ты совершенно оправдываешь мой выбор и мое о тебе мнение: ты отнюдь не хвастун, и выполнил все предположения, и Цесарцев выучил Турков победить». Так мало нужно было сделать Потемкину, чтобы заслужить подобную лестную признательность.
Взятием Бендер закончилась кампания. Австрийцы сделали в этом году больше прежнего, но все-таки очень мало по своим средствам и способам: был занят Букарест принцем Кобургским, сдался Белград ни еще два незначительных пункта. Да и то следует принять во внимание. что важнейшее из сделанного Австрийцами и Потемкиным, совершено главным образом. благодаря сильному впечатлению, произведенному на Турок рымникским погромом. Особенно ясно это обнаружилось в Букаресте. Турки бросили этот город тотчас, как появился авангард Кобурга, и бежали с 4 пашами во главе. Так описывал он Суворову свое вступление в Букарест, относя панику Турок прямо нравственному гнету, под которым они находились от минувшего поражения 15.
Зима наступила рано, войска разошлись по зимним квартирам. Подходил к концу 1789 год, представлявший собою оригинальное зрелище: огромные армии, с главнокомандующими во главе, осаждали крепости и забирали крепостцы, а два небольшие корпуса со второстепенными ролями, побивали неприятельский сильный отряд и главную армию в генеральном сражении. Суворов уже оправдывал сказанное про него впоследствии одним писателем: «если победа не давалась добровольно в руки ему, своему любимцу, то он ее насиловал» 14.
Глава ХII. Вторая турецкая война: Измаил; 1790.
Зимние переговоры Суворова с браиловским пашой; план действий. — Наступательное движение принца Кобургского; неудача под Журжей. — Занятия Суворова в Бырладе: объезд войск, чтение, научные беседы; образ его жизни; кружок приближенных. — Наступление визиря; движение Суворова к принцу Кобургскому. — Перемирие между Австрией и Турцией. — Неудачное предприятие Русских против Измаила; назначение туда Суворова. — Приготовления к штурму; переговоры с измаильским сераскиром; военный совет. — Бомбардировка; ночь перед штурмом. — Действия штурмовых колонн и флотилии; разные эпизоды; победа. — Исключительность этого военного предприятия; потрясающее впечатление, им произведенное. — Отъезд Суворова; свидание с Потемкиным; неожиданный его исход; объяснение этого обстоятельства
Война тянулась давно, а сделано было мало, и близкий конец не предвиделся. Австрия тяготилась своим в ней участием, особенно по кончине императора Иосифа в феврале 1790 года и при возникших в Брабанте мятежах; Англия напрягала усилия оттянуть ее от союза с Россией; дела с Польшей находились в положении весьма натянутом, и могли разрешиться внезапным разрывом; война со Швецией не была еще окончена. Вдобавок ко всему грозил вероятный разрыв с Пруссией, которая задалась целью, — во чтобы то ни стало отвлечь Австрию от участия в турецкой войне и мобилизовала свою армию.
При таких условиях силы Русских, выставленные в прошлом году против Турции, неизбежно должны были уменьшиться, и для наступательных действий предназначалось всего две дивизии с небольшим промежуточным между ними отрядом, в общем итоге не больше 25000 человек. Оберегаясь от Пруссии, Австрия тоже должна была отделить часть сил с турецкого театра войны.
Со своей стороны Порта предполагала действовать наступательно в Крыму и на Кубани, а на Дунае держаться оборонительно, заняв тамошние крепости сильными гарнизонами. Боевые её средства для кампании 1790 года были довольно слабы; поэтому, выгадывая время, Турки продолжали начавшиеся еще в минувшем году переговоры о мире и изъявили желание заключить перемирие. Но Потемкин не согласился на приостановку военных действий, которые таким образом и велись с мирными переговорами параллельно.
Суворов не оставлял своей мысли о наступательных действиях и, в виде подготовления к ним, вошел зимою в сношение с пашой, командовавшим в Браилове. Между ними установились добрые отношения, в роде тех, какие бывают между воюющими во время перемирия; они делали друг другу разные мелкие угождения и любезности, пересылались свежею рыбой и другой живностью, а вместе с тем переговаривались о деле. Суворов старался убедить пашу в бесполезности сопротивления Браилова, когда Русские начнут в этом направлении свои наступательные действия. Подействовало ли тут его грозное для Турок имя, или паша имел свои соображения, но только он поддался на увещания и согласился ограничиться легким сопротивлением, для вида, а затем сдать крепость. Суворов составил смелый план наступления за Дунай Русских совместно с Австрийцами. Принц Кобургский должен был взять Оршову и Журжу, Суворов — Браилов, и затем одновременно переправиться за Дунай. Кобург одобрил этот план, переписывался о нем с Суворовым, разъясняя подробности, но проект оставался проектом, потому что Потемкин не только не давал своей санкции, но просто не отвечал ни слова на все сообщения принца. Он очень недолюбливал Кобурга, что в соображениях такого своенравного и себялюбивого человека должно быть принимаемо к счету; кроме того, зная ход европейской политики, он вероятно не рассчитывал на долговечность австрийского союза, что потом и оправдалось.
Принц Кобургский, не будучи подчинен Потемкину и быть может задетый за живое его невежливостью, решился открыть действия один. Для исполнения своей части плана до перехода чрез Дунай, он не нуждался в содействии Русских, а после того мог или рассчитывать на вынужденное согласие Потемкина поддержать его ближайшими войсками, или в крайности просто остановиться на сделанном, не развивая плана далее. Поэтому Кобург двинулся к Оршове, а когда Оршова сдалась, то осадил Журжу. Осада шла сначала хорошо, но вследствие ли самонадеянности Австрийцев, или дурной наблюдательной их службы, осажденные сделали, в отсутствие Кобурга, весьма удачную вылазку, испортившую все дело. Они прогнали Австрийцев, забрали у них артиллерию, нанесли урон в 1000 человек; по странному распоряжению, которое вероятно было следствием дурнопонятых Суворовских уроков, прикрывавшие брешь-батарею батальоны получили приказание действовать лишь штыками и не имели при себе патронов. Австрийцы были в 6 раз сильнее гарнизона Журжи, но несмотря на это, потеряли всю свою осадную артиллерию и принуждены были от Журжи отступить.
Потемкин со злорадством описывал это дело Государыне, называя Кобурга тупым, глупым, невежественным, достойным сумасшедшего дома; издевался над отданным приказанием — действовать одними штыками, говоря, что войскам предоставлено было только отбраниваться из траншей словами или дразниться языком 1. Потемкин был прав только отчасти. Как бы ни ясна была военная посредственность Кобурга, но при умении, из него можно было извлечь большую пользу, чему доказательством служил минувший год. Дело под Журжей было простой частной неудачей, которую в конце того же июня месяца генерал Клерфе отчасти загладил победой над Турками под Калафатом. Но этими тремя делами Австрийцев и. кончились их активные действия.
Готовясь зимою к открытию кампании, Потемкин доносил Государыне, что рассчитывает начать военные действия рано и повести их с живостью и стремительностью, дабы повсюду и одновременно навести на неприятеля ужас. Если это было не похвальбой, то платоническим проектом, которые обыкновенно складываются в воображении у людей нерешительных или медлительных и исчезают, когда надо приступать к делу. Проживая в Яссах и Бендерах, окруженный роскошью невиданною, Потемкин походил не на военачальника, а скорее на владетельного государя среди блистательного двора. Тут были знатные и богатые иностранцы, рассыпавшиеся перед ним в комплиментах, а про себя издевавшиеся над его сатрапскими замашками, азиатскою роскошью и капризным непостоянством. Тут были люди знатных или влиятельных фамилий, налетевшие из столичных салонов за дешевыми лаврами; вокруг жужжал рой красавиц, вращался легион прихлебателей и проходимцев. Праздник следовал за праздником; одна затея пресыщенного человека менялась другою, еще больше чудною; по истине то был folle journee, продолжавшийся недели и месяцы.