Про эрц-герцога Карла этого сказать нельзя; он имел большие военные дарования и не обладал лишь таким душевным величием, которое в крайних случаях жизни, по одному внушению долга и совести, делает человека способным к безграничной ответственности. Он был слишком мягок, не избегал полумер, впадал иногда в нерешительность; вообще не имел мощной, стальной воли Суворова. Сверх того, как некоторые не без основания полагают, опасение столкновений с русским фельдмаршалом, не отличавшимся уступчивостью, тоже играло при этом не последнюю роль и побудило эрц-герцога - воспользоваться для оставления Швейцарии естественным предлогом, в виде внезапного вторжения небольшой французской армии на правую сторону Рейна. Следует также положить на весы и неприятности, происходившие беспрестанно между ним и Римским-Корсаковым, от которых эрц-герцог избавлялся только разлукой с русским генералом.
Генерал-лейтенант Римский-Корсаков, о котором Император Павел имел очень выгодное мнение, был человек образованный и не без достоинств, но заносчив, самонадеян, надменен и горд, отличался упрямством и своенравием, ни во что ставил чужие мнения и питал очень высокие понятия о самом себе. Он имел самый пренебрежительный взгляд на иностранные армии, особенно на французскую, что одно доказывает его непригодность на назначенный ему высокий пост, а между тем не представлял со своей стороны ровно ничего, что оправдывало бы такие понятия. Он не сумел завести в своем штабе какое-нибудь подобие порядка и никому из приближенных лиц не оказывал доверия, а между тем не расположен был сам все делать; беззаботность и беспечность возведены были им в административный принцип, и во всех частях корпусного управления царил полнейший хаос. С первого появления на театре войны, начались у Римского-Корсакова споры и столкновения с австрийскими генералами и неудовольствия с эрц-герцогом. Выказанная Австрийцами двуличность, их зависть и стремление к подвохам, разумеется не сгладили недостатков Корсакова и, по словам английского дипломатического агента Викгама, только усилили его недоверчивость и вселили в него справедливые опасения. Самые действия эрц-герцога в течение двух недель, бесплодные передвижения, бесконечные толки и отсутствие всякого результата, тоже не в состоянии были внушить русскому генералу ничего такого, что бы изменило его воззрения на союзников. Он не сдерживал себя, его капризам и своенравию не было конца, и наконец до того надоел эрц-герцогу, что желание избавиться от такого человека могло сделаться одною из побудительных причин к выступлению Австрийского принца из Швейцарии.
Это выступление было роковым для коалиции. Мера терпения Русского Императора истощилась. Австрийский посланник граф Кобенцель пытался успокоить его неторопливою, постепенною сменою русских войск; но в опровержение его слов, эрц-герцог Карл уже приближался об эту пору к Мангейму. Государь приказал объявить Кобенцелю, что поступки Венского кабинета принудят его совсем разорвать союз; однако дорожа своей любимой мыслью о спасении Европы, "все равно от Французов или от Цесарцев", и опасаясь сепаратного мира между Австрией и Францией. Павел I приостановился исполнением угрозы. Лондонский кабинет тоже нашел необходимым вмешаться в дело, ибо Тугут недавно уверял лично английского посланника, что Австрийцы выступят из Швейцарии не иначе, как по занятии их позиций равными силами Русских. Но Тугут, сам изъявивший желание - словесно объясниться с английским поверенным при союзных армиях лордом Мюльгравом, отрекся от своих предложений и отказался иметь с ним свидание, так что английское министерство дало предписание своему посланнику в Вене, лорду Минто, откланяться и выехать из Вены, если Тугут будет упорствовать в своем отказе.
Руководитель австрийской политики, начинавший путаться в своих собственных сетях, усилил систему ухищрений и происков. Между прочим, он дал поручение - укротить гнев Павла I - первому своему клеврету, графу Дитрихштейну, который отправлялся в Петербург в огромной и блестящей свите эрц-герцога палатина, жениха великой княжны Александры Павловны. Но это нисколько не помогло. Еще до прибытия в Петербург свадебного поезда, Государь отправил 7 сентября повеление Суворову. Рескрипт начинался ссылкою на "неподвижность эрц-герцога Карла, корыстолюбивые виды Венского двора, веками засвидетельствованное хитрое и двоякое его поведение, лесть в словах и делах, в числе коих неожиданный свадебный приезд эрц-герцога Иосифа". Затем, Суворову давалось полномочие на все могущие произойти случаи; поручалось сохранение чести и достоинства Государя и славы русского оружия; признавалось нужным, по овладении остальными крепостями в Италии, соединить все русские войска в Швейцарии, по прежде сообщенному плану, и разрешалось действовать оттуда - куда и как заблагорассудит. Если Венский кабинет приступит к сепаратному миру с Францией, то Суворов уполномочивался или оставшись в Швейцарии, продолжать войну своими силами, или возвратиться с армиею в Россию, предоставив вероломных союзников суду Божию. В заключение говорилось: "мужайтесь, князь Александр Васильевич, и идите на труды, аки на победы; живите с Богом и со славою".