Спустившись в Муттенскую долину и ожидая, пока стянутся остальные войска, Суворов послал утром 17 числа вправо, к стороне Глариса, сотню конных казаков, чтобы собрать какие-нибудь сведения о Линкене. Казаки вернулись с дурными новостями: про Линкена не было слуху, а Кленталь занимали Французы. Один из историков говорит, будто Суворов послал с казаками предложение французскому генералу Молитору - положить оружие, потому-де, что он, Молитор, окружен, но Молитор прогнал казаков, передав им весть о погроме Корсакова и Готце. Все это выдумано, так как Суворов не знал о нахождении Французов в Клентале, и казаки были посланы именно для разведывания о положении неприятеля. Страшные вести получены Суворовым действительно в этот самый день, но от окрестных жителей. Это уже не было смутным слухом, в роде носившегося в Альторфе: Корсаков и Готце разбиты на голову и далеко отброшены, Елачич отступил, сильный французский корпус занял Гларис, и Массена стягивает войска к Швицу.
Катастрофа произошла 14-15 сентября; Массена предполагал атаковать союзников позже, но вступление Суворова в Швейцарию заставило его поторопиться; однако больше, как на один день, он сократить срок не мог. Корсаков расположил свои войска как нельзя хуже и не только не принимал мер против неприятельского наступления, но можно сказать напрашивался на поражение. Массена напротив готовился к бою с осмотрительностью, с искусством и в глубокой тайне; с таким же искусством и выдержкою он произвел и нападение. По справедливому замечанию лучшего историка войны 1799 года, гр. Милютина, атака Массены на Лимате имела, в общем своем ходе, очень много общего с переходом Суворова чрез Адду, но при этом Корсаков вовсе не походил на Моро. Русские были застигнуты в расплох; от самонадеянности, кичливости и беспечности, предводитель их перешел в другую крайность и совершенно потерял голову. Беспорядок был невероятный, граничивший с полным хаосом; распоряжений никаких. Правый фланг, под командою генерала Дурасова, оставался во время дела в бездействии, обманутый демонстрациями Французов; он бродил наобум и только случайно избежал истребления. Отряжение в помощь Готце 5,000 человек, согласно общему плану действий, было исполнено лишь накануне атаки Массены и способствовало увеличению расстройства; впрочем очень сомнительно, чтобы нахождение этих войск на лицо могло изменить исход дела, вследствие совершенной разрозненности действий и отсутствия общих распоряжений. Если ко всему этому прибавить значительный перевес сил на стороне Французов, то станет понятно, почему Римский-Корсаков подвергся под Цюрихом совершенному разгрому и корпус его понес страшные потери. Число убитых, раненых и пленных простиралось до 8,000, в том числе много офицеров и 3 генерала; знамен потеряно 9, орудий 26, обоз почти весь.
Исход мог быть еще гибельнее, если бы русские войска своею беззаветною храбростью и стойкостью не восполняли отчасти недостатков высшего командования. Сам Массена отдавал им в этом отношении справедливость. После поражения, войска нисколько не упали духом и жаждали отместки; офицеры же говорили, что Русских побил не неприятель, а свой собственный генерал 4. Один Римский-Корсаков смотрел на дело иначе и находил причину поражения всюду, особенно в образе действий Дурасова, но не в самом себе. Император Павел был очень огорчен цюрихским поражением и повелел Суворову, подробно рассмотрев распоряжения Корсакова и Дурасова, представить свое мнение. Суворов донес, что Римский-Корсаков не виноват, а причиною происшедшего есть Дурасов, "поелику занят будучи одною лишь канонадою и угрожением переправы, не поспешал соединиться с прочими войсками, в бою бывшими". С заключением Суворова трудно согласиться; вероятно он основался на донесениях Римского-Корсакова, не затребовав объяснения от Дурасова; последний был конечно виноват, но не в той мере, как первый. Во всяком случае Суворов, произнося свой приговор, не кривил душой и не руководился побочными соображениями и расчетами. В донесении Корсакова Государю дважды было указано на откомандирование, по приказанию Суворова, части войск к Готце, как на распоряжение, повлиявшее на дурной исход боя; уже одно это обстоятельство подсказывало Суворову решение не в пользу Корсакова. Император Павел решил иначе; он повелел отставить от службы и Римского-Корсакова, и Дурасова; та же участь постигла и трех генералов, попавших в плен.