Наблюдая Турок утром, до сражения, Суворов определял их численность в 10-12 тыс. человек; пленные показали 10,000. Убитых сосчитано свыше 1,100, но в действительности потеря Турок превосходила эту цифру, так как в бурьяне и в оврагах валялось много тел, которые не были видны. Орудий взято 7 и почти весь обоз с провиантом и другим имуществом. С нашей стороны боевые силы были гораздо меньше; хотя частей войск у Суворова было не мало, но половина их отличалась чрезвычайно слабым составом, так например, в одном из пехотных полков состояло в строю не больше 200 штыков. Общее число войск Суворова едва ли превосходило многим 3,000 человек; из них убитых и раненых насчитывали несколько меньше 200.
Румянцев приказал отслужить во всей армии благодарственный молебен и 5 числа написал Суворову: «за победу, в которой признаю искусство и храбрость предводителя и мужественный подвиг вверенных вам полков, воздайте похвалу и благодарение именем моим всем чинам, трудившимся в сем деле».
Излагая вкратце гирсовское дело в своей автобиографии, Суворов говорит, что дальнейшие подробности известны по реляциям, «в которые он мало вникал и всегда почитал дело лучше описания». При этом он обращает внимание начальников на следующий факт: у князя Мочебелова из 100 раненых солдат ни один не умер, до того был попечителен о своих людях этот достойный начальник. Такое замечание есть характерная черта, противоречащая многим ходячим о Суворове мнениям, особенно некоторых из его современников.
Суворов надолго остался без дела и продолжал сидеть в Гирсове даже с наступлением зимы. Румянцев, назначая его в Гирсово, приказал заняться постройкою помещений для войск, но в ноябре получил донос, будто Суворов только для себя построил землянку, а войска остаются без крова. Румянцев велел Потемкину исследовать это дело и принять меры к исполнению давно отданного приказания. Остается неизвестным, что нашел Потемкин; по всей вероятности донос оказался ложным. В августе и может быть в сентябре у Суворова была настоятельная забота о приведении гирсовского поста в надежное оборонительное состояние, но затем и начальник, и войска оставались без дела. Такое бездействие прямо противоречило основным правилам Суворова, считавшего постоянный солдатский труд совершенною необходимостью, а заботливость о здоровье войск, постоянно ему присущая, не дозволяет допустить мысли об оставлении солдат без крова 7.
Бесцветная и бесплодная кампания 1773 года окончилась. Переход через Дунай не повел ни к каким серьезным результатам; надежды и ожидания Императрицы остались неисполненными. Суворову нечего было делать в армии с наступлением зимы; в ноябре или в начале декабря он, с разрешения главнокомандующего, уехал в отпуск в Москву, на короткое время. Его однако задержало тут обстоятельство совершенно особого рода — он женился, а потому поехал в обратный путь лишь во второй половине февраля. Впрочем к началу кампании 1774 года он все-таки не опоздал; жена осталась в Москве.
Предположения Румянцева на этот год состояли в том, чтобы перенести действия за Дунай и проникнуть до Балкан.
Императрица одобрила его мысли и указала ему на необходимость решительных наступательных операций, дабы как можно скорее окончить войну. Рано открыть кампанию оказалось однако невозможным: стояла сильная стужа, рекруты не прибыли, предметы обмундирования и снаряжения не успели дойти. А между тем султан умер, на престол вступил его брат, Абдул-Гамид, который хотя тоже повел гаремную жизнь, но счел долгом сделать воинственное воззвание к подданным, и Турки, по полученным сведениям, готовились иерейти Дунай для наступательных действий. Румянцев рассчитывал открыть кампанию в начале мая; главные его силы должны были собраться к Браилову; для правого крыла генерал-поручика князя Репнина сборным пунктом указана Слободзея; левому крылу Каменского — Измаил; резерву под начальством Суворова, уже прибывшего к армии, устье р. Яломицы. Отряд графа Салтыкова оборонял Банат, защищал верхний Дунай и охранял Журжу.
Суворов должен был охранять Гирсово, наблюдать за Силистрией и вступить в сношение с Каменским для совокупных действий. Румянцев предоставил им самим и время, и направление их операций, а также решение вопроса — вместе им действовать или порознь. Они съехались и положили: не делая попыток ни на Варну, ни на Силистрию, постараться разбить неприятеля в поле, для чего и произвести общее наступление к Базарджику, а потом к Козлуджи. Румянцев одобрил план, изменив лишь некоторые подробности; между прочим Каменский должен был направиться от Карасу к Базарджику, а Суворов идти параллельно с ним, прикрывая его со стороны Силистрии. Впрочем Румянцев снова предоставил им действовать по усмотрению, но с тем, чтобы в спорных вопросах первенство принадлежало Каменскому, как старшему. Дивизия Репнина получила приказание — в случае требования Суворова, идти к нему на помощь за Дунай.