— Ш-ш…
Он коснулся своих губ длинными и удивительно красивыми пальцами.
— Не шуми так. Не надо. Тебе повезло, что я услышал тебя, но больше кричать не стоит. Лучше сосредоточься. Попытайся вспомнить, ну, хоть что-нибудь?
Вместо этого она обняла себя обеими руками за плечи. Холодное и бледное солнце совсем не давало тепла. Хотелось плакать. Хотелось пить. Согреться. Но всё это были желания тела, а в голове, там, где должны были храниться знания о самой себе, огненной пеленой дрожал ужас, готовый снова вырваться на свободу.
— Я не знаю! Мне холодно! — выпалила она первое, что пришло на ум. Губы тряслись, и слова получились невнятными.
Он кивнул. Устало и как-то обречённо:
— Пойдём, поищем тебе одежду, — но не двинулся с места.
Она отлепилась от сыроватой шершавости стены и шагнула к светофору, чьё мигание потускнело на свету, но не прервалось. Странное лицо парня со сложным именем внезапно осветилось улыбкой. Он шагнул следом.
— Что такого? — подозрительно покосилась на него девушка.
— Ты идёшь на запад. Я надеялся…
— И что?
Она оглянулась — низкое солнце действительно осталось у них за спинами.
— Значит, тебе нужно вспомнить! А времени только до заката. Нам сюда. — Он неожиданно свернул за угол дома, и она увидела в торце здания дверь. «Женская одежда» — гласила аляповатая вывеска, неяркая, словно выцветшая от времени.
— Так закрыто же? — удивилась она.
— Нет. Замки здесь не работают. Всё везде открыто.
— Да объясни же ты, наконец, здесь — это где? — почти выкрикнула девушка и с опаской переступила порог магазинчика следом за своим провожатым.
— Здесь — это здесь. В этом месте. В этом городе. В этом мире, если хочешь.
Он нашёл выключатель и пощёлкал туда-сюда. Загорелся свет. Очень тусклый, словно лампы — обычные белые лампы дневного света — израсходовали весь свой ресурс. Но — жёлтый, совсем не похожий на настоящий — свет её почему-то обрадовал. Слабый символ чего-то нормального, обыденного, неизменного.
— В каком ещё мире? Что происходит? — Она растерянно замерла в центре небольшого помещения.
— Я расскажу тебе всё, только обуйся сначала, нам нужно идти.
Парень прислонился к обшарпанному прилавку и скрестил на груди руки.
Вешалки и полки были битком забиты одеждой и обувью. Девушка бросилась к ботинкам, в два ряда выстроившимся на полках у дальней стены. И застыла. Размера своей обуви она тоже не помнила…
— Приложи к ноге, — терпеливо подсказал парень. «Алик? Алекс?»
Она примеряла чёрные, с аккуратным носом и хорошей прошивкой, ботинки фирмы DINO, когда сердце замерло, а потом забилось быстро-быстро.
— Дино, — произнесла она вслух. Звучало знакомо, но неправильно: — Дино… Дина!
Как была, в одном ботинке, размахивая вторым перед лицом ошарашенного парня, она пустилась в пляс по тесному залу магазинчика.
— Дина, Дина! Меня зовут Дина! Я вспомнила!
— Молодец! — Казалось, парень обрадовался не меньше, чем она сама, широко улыбнувшись.
«Дина! Дина!» — имя крутилось в голове, тёплое, уютное, родное, но… Больше там ничего не было. Одно единственное слово, которым можно было обозначить себя, и всё.
Девушка сникла. Зашнуровала второй ботинок, стянула с вешалки первую попавшуюся куртку и вопросительно посмотрела Алексу (Как он там себя назвал? Пусть будет Алекс) в лицо. Оно по-прежнему иногда мерцало, словно подёргивающееся рябью изображение на экране телевизора, но больше не пугало.
— Этого мало, — он как будто прочитал её мысли, — нужно вспоминать дальше. Тогда ты сможешь вернуться.
— Куда вернуться?
— Не знаю. Домой. Туда, откуда пришла.
— А ты? Почему ты не возвращаешься? — Дина уловила едва заметный оттенок горечи в его словах.
— Не знаю. Не могу вспомнить. Пошли, — сухо ответил он, толкнув дверь, и вышел наружу.
По дороге к двери стояло большое зеркало в наклонной металлической раме. Дина, проходя мимо, мельком глянула на своё отражение и тут же сделала шаг назад, сообразив, что вообще не знает, как, собственно, выглядит.
Лицо показалось незнакомым, чужим. Довольно красивым. Тонкий нос, немного полноватые, зато идеально очерченные губы, чистая кожа высокого лба, яркие зелёные глаза. Девушка в зеркале должна была гордиться своей внешностью. Но Дина её видела впервые. Стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони, она хмуро сообщила отражению:
— Я — Дина.
Отражение нахмурилось в ответ. Она отвернулась и вышла из магазинчика вслед за Алексом.
— У меня часы встали, — прервала Дина молчание, когда перекрёсток с мигающим светофором остался далеко позади.
— Здесь часы не ходят. Никакие. Я проверял.
— Что здесь ещё не так? — она пробежала глазами по ближайшей вывеске. Вывеска как вывеска.
— Много что, но тебя это не должно беспокоить. Лучше следи за солнцем.
— Зачем?
Дина оглянулась. Мутный диск, зависший на уровне средних этажей между двух одинаковых кирпичных «точек», ещё не добрался до кромок их высоких крыш.
— У тебя есть только этот день. Не успеешь вспомнить и поймать последний луч — пропадёшь.
— Не поняла. Ты же не пропадаешь?
— Я — нет. И в этом нет ничего хорошего. Я здесь такой не один. Некоторые совсем потерялись. Некоторые, как я, пытаются понять. А кое-кто… Тебе это не нужно.
Он замолчал.
— Слушай, мы идём неизвестно куда. Убежали неизвестно от кого. Ты ничего не хочешь объяснить толком. Может, я вообще — пошлю тебя нафиг и, — Дина покрутила головой, — пойду вон, в кафе. Пить хочу. И есть хочу тоже!
Конечно, она врала. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас остаться одной в этом пустом страшном месте. Дина огляделась. Широкая улица, на которую они свернули, была разрезана тусклыми полосками трамвайных путей на две половины, и нигде — ни впереди, ни позади — по-прежнему не было заметно никаких признаков жизни. По-прежнему совсем отсутствовали автомобили. Она ещё не увидела ни одного, пусть даже и неподвижного.
— Машин нет, — удивлённо озвучила она последнюю мысль.
— Нет, — согласился Алекс. — Никакого транспорта, совсем. Я как-то добрался до аэропорта, так там ни одного самолёта. И вообще — очень неприятное место.
Он внимательно посмотрел на Дину и решительно кивнул.
— Хорошо. Давай зайдём в кафе. Не уверен насчёт еды, но попить-то мы сможем. Я расскажу то, что знаю, только ты не пугайся.
«Не пугайся». Девушка была напугана так, что сомневалась, можно ли добавить ещё больше страха в происходящее.