На углу у перекрестка притулился к старому клёну ларёк-стекляшка. Обычный крохотный магазинчик, где можно в любое время суток купить вчерашний хлеб, сомнительную колбасу, дешёвый корм для животных и пиво с сигаретами. Открытую дверь подпирала железная урна-перевёртыш.
Алекс направлялся прямо к этой двери, и Дине пришлось идти следом, отставая ровно настолько, насколько позволяла её вытянутая рука. Разжать её казалось совершенно невозможно! А вдруг он войдёт в ларёк и исчезнет так же внезапно, как появился?
— Доктор? — Алекс просунул голову в дверной проём.
— Бур-бур, — неразборчиво ответили ему изнутри ларька хриплым баском.
— Подождём, — вздохнул Алекс, оборачиваясь к Дине. — Доктор не всегда в настроении, но, если повезёт, он тебе поможет.
— В чём? — Дина ничего не понимала.
Изнутри ларька донёсся грохот, словно там упало что-то тяжёлое. На пороге возник щуплый мужичок невнятных лет. Он был сурово небрит, рыжеватая щетина ещё не дотягивала до того, чтобы считаться бородой, и придавала его помятому лицу неряшливый вид опустившегося алкаша. Стойкая вонь перегара только усилила это впечатление. Дина поморщилась.
— Что? Опять? Ну чего ты их ко мне таскаешь, Алик? — скривившись, пробурчал мужичок, кутаясь в женскую меховую жилетку, украшенную стразами вдоль молнии.
В сочетании с грязными штанами цвета прелой листвы и клетчатой фланелевой рубахой выглядело это до невозможности нелепо. Он вперил в Дину немигающий взгляд мутно-жёлтых глазок. Вздохнул.
— Выглядит на шестнадцать. Точно. Школьница, местная. Фифа к тому же. Какой класс? Одиннадцатый «А»?
— «В», — не успев подумать, ответила Дина и покачнулась.
Идти страшно. Она с трудом заставляет ноги передвигаться по квадратным плитам школьного двора. Голова опущена, длинная чёлка падает на лоб, волосы свешиваются на лицо. Под ногами поскрипывает первый ледок. Два шага — плита. Ещё два шага — стык — следующая. Она смотрит только под ноги, ёжась, словно ожидает удара. Доходит да школьного крыльца и заставляет себя шагнуть на ступеньку. Она не была в школе с конца весны и почти всю осень…
Она боится. Её переполняет злость. На себя — за этот гаденький страх. На несправедливость, которая заставила её, всеобщую любимицу, самую красивую девочку гимназии № 1001, подниматься сейчас по ступеням школьного крыльца с низко опущенной головой. На родителей, которые обрекли её на эту пытку.
— Одиннадцатый «В», гимназия тысяча один, — чужим деревянным голосом отчеканила Дина.
Желтоглазый бомжеватый «доктор» печально ухмыльнулся и длинно сплюнул себе (и ей) под ноги.
— Всё. Валите отсюда. В школу идите, там, может, дальше вспомнит.
— Спасибо, — прозвучало у Дины над головой.
Оказывается, Алекс стоял прямо за спиной и поддерживал. Она привалилась к нему, не заметив, когда это произошло. «Доктор» пинком отшвырнул урну в сторону, и дверь магазинчика захлопнулась у Дины перед носом.
— Что это было? Кто он такой? — девушка повернулась к Алексу, заглядывая в лицо.
— Доктор? Ну, это его тут так прозвали. Иногда он людей насквозь видит. Умеет задать правильный вопрос. И срабатывает. Иногда.
Алекс посмотрел на неё очень серьёзно, пытливо, и спросил:
— Что ты вспомнила?
Дина нахмурилась. Отвела глаза. Сунула руки в карманы куртки. Ковырнула выбоинку в асфальте блестящим носком новенького ботинка. Она по-прежнему ничего не понимала, но теперь стало ещё хуже: там, в её воспоминании, она тоже боялась. Вот только не знала — чего?
— Только то, что сказала, но в школу идти не хочу! — наконец ответила она, глядя в сторону, на жалкие скелеты полуголых клёнов вдоль тротуара.
— Дин? — парень мягко коснулся её плеча. — Школа — единственная ниточка к твоей памяти. Я понимаю, что тебе всё кажется полным безумием, но поверь мне, пожалуйста! У тебя есть шанс выбраться отсюда!
«Школа, — шагая за Алексом, думала Дина. — Школа». Мысль не рождала никаких ассоциаций, кроме стойкого нежелания туда идти. Где её искать, эту гимназию номер тысяча один?
Перед глазами немедленно возникла табличка чернёного металла, с названием. Она крепилась к голубой стене длинного двухэтажного здания с большими окнами. В памяти всплыла пальма посреди холла второго этажа, ярко освещённая солнцем, с подсохшими кончиками метровых листьев. Из чёрного «ничего» проявились красные кресла актового зала, рядами убегающие в загадочный полумрак, плохо различимые со сцены… Что она делала там, на сцене, в пустом зале?