— В Ломской околии большинство таких, как он.
— А во Флорентине нет! — подал голос попик.
— Там нет, а в Медковеце есть один! Но стоит всех!
— Отец Неофит распорядился, чтобы его лишили сана.
— Носит под рясой револьвер! — опять подал голос попик.
— Что до револьвера, то я его тоже ношу, — сказал протоиерей Йордан, — важно против кого ты его носишь.
В это время кто-то постучал в окно. Святые отцы вздрогнули и посмотрели в сторону улицы.
— Кто там? — спросил протоиерей Йордан.
— Я, отец, — откликнулся хриплый голос, — Рангел, полицейский из околийского управления.
— Что привело тебя сюда, Рангел?
— Открой окно, я скажу тебе.
— Ты один?
— Один.
Протоиерей поднялся, стряхнул с подола рясы ореховые скорлупки и подошел к окну. Перед ним в лунном свете предстал во весь рост вооруженный винтовкой полицейский Рангел. Протоиерей открыл окно.
— Кто у тебя, отче? — спросил Рангел.
— Гости из Клисурского монастыря. Говори быстрей, зачем пришел?
— Григоров распорядился, чтобы ты шел в околийское управление. Немедленно! И оружие свое прихвати.
— Что случилось?
— Вы здесь винцо попиваете, а там люди революцию делают! Вот что случилось! Давай, времени нет! Да револьвер-то свой прихвати, а то очень опасно. Они ведь такие…
Иеромонах Антим из Клисурского монастыря и флорентинский попик в изумлении смотрели на своего собрата Йордана. Он посоветовал им перейти в другую комнату, спрятаться и ждать его возвращения. После этого засунул револьвер под рясу и ушел в околийское управление.
11
В околийском управлении собрался весь цвет города: аптекарь Кытев, булочник Георгий Кожухаров, офицеры запаса и унтер-офицеры Борис Цанов, Георгий Бегунов, Атанас Петров, Петр Вылов, Лукан Тодоров, Николай Карадимитров, Георгий Илиев и Григоров.
Все были озабочены. Григоров держался бодро, рассказывая им во второй раз случай, происшедший с полицейским Михаилом Филиповым.
— …По пути из села Белимел полицейский Михаил Филипов заехал в Челюстницу, где хозяйничают коммунисты. Молодой коммунист Цветко Атанасов, зная, что готовится революция, позарился на отличный карабин полицейского и захотел завладеть им. Он узнал, где будет проезжать Филипов, и решил обезоружить его. Взяв с собой верного товарища, своего односельчанина и еще двух парней из села Камена-Рикса, он с ними пошел в лесок караулить полицейского Михаила Филипова. Ждали там часа два. Михаил Филипов направлялся в местечко Деривол. Цветко Атанасов, как атаман, встал на пути полицейского с револьвером в руке и сказал: «Давай винтовку!» Михаил. Филипов ответил: «Раз она тебе так нужна, забери!» Снял ее с плеча, но, вместо того чтобы подать ее Атанасову, выстрелил ему в лоб, и тот упал замертво.
— Браво Михаилу Филипову! — воскликнул аптекарь Кытев.
— Такими должны быть все мы, — сказал, заканчивая рассказ, Григоров, — смелыми и сообразительными!
Офицеры запаса и унтер-офицеры согласились с ним.
Аптекарь Кытев спросил:
— А как у нас с оружием, господин Григоров?
— К сожалению, не совсем хорошо, господин Кытев.
— Что нам делать?
Все обратились к протоиерею, который все это время сидел молча, и попросили его дать им совет. Отец Йордан уселся поудобнее на стуле и начал издалека:
— В свое время, когда немецкий ученый Эдуард Бернштейн, друг Бебеля, подверг критике материалистические взгляды, споры перенеслись во все социалистические партии мира, начались они и в Болгарии. Такие споры не замедлили возникнуть в организации учителей. Камнем преткновения был вопрос: кем является учитель — пролетарием или интеллигентом? Вот тогда мы и проспали момент. Не отсекли голову гидре, дали ей возможность вырасти. А сейчас уже поздно!
Он вытер рукавом рясы вспотевший лоб и обвел презрительным взглядом сидевших поблизости от него офицеров запаса и унтер-офицеров во главе с Григоровым.
— Мы тебя затем и позвали, отче, — сказал булочник Кожухаров, — чтобы ты научил нас уму-разуму. Ты образованнее нас.
— Георгий, твой ли голос я слышу? — изрек протоиерей, не взглянув в его сторону. — Ты ли это говоришь?
— Я. Кому же еще говорить? Французские булочки из моей пекарни покупаешь каждое утро.
— Спасибо за булочки, Георгий, но твои упреки я не хочу слушать.
— Я тебя не упрекаю.
— Ты, сын мой, упустил прирученного, а сейчас заставляешь нас бросаться в погоню за диким. Расскажи-ка нам, как это ты упустил Христо Михайлова, позволив ему сбежать на твоих глазах?