Непрерывно ухудшалось и положение в Криводоле. По поступавшим сведениям, неприятель подтягивал новые силы и направлял их на Бойчиновцы. Снова появился самолет и сбросил листовки, в которых всем мятежникам предлагалось сложить оружие, если они хотят получить помилование и сохранить себе жизнь. Но все равно — с листовками или без них — картина была ясна: рушилась крепость повстанцев; одна за другой сдавались укрепленные позиции, кровью повстанцев обагрились пробитые пулями знамена, со всех сторон лился черный поток фашистского воинства…
— Самое важное в настоящий момент, — говорил Коларов, — это уйти с поля боя по всем правилам военного искусства, без паники, без лишней суеты. Прежде всего мы должны сохранить основное революционное ядро. Эта задача возлагается на Гаврила Генова. Мы не сомневаемся в таланте испытанного и опытного офицера!
— Спасибо, товарищ Коларов. Я уже наметил план действий. Сегодня утром говорил с Чипровцами, дал указание крепко держать в руках дорогу к границе. Наше положение осложняется тем, что капитан Монов со своими кавалеристами пытается отрезать дорогу на Чипровцы.
— Насколько я знаю, — сказал Димитров, — против капитана Монова действует отряд капитана Миладина Кунчева. По крайней мере, такие были у нас сведения до сегодняшнего утра.
— Да, Миладин Кунчев находится там где нужно. Но я опасаюсь, как бы противнику не подошло подкрепление со стороны Видина.
— Тогда нужно отправить новое пополнение Миладину Кунчеву. Дорога к границе должна быть обеспечена! — Васил Коларов посмотрел в окно.
С улицы доносился какой-то шум, бряцание оружием, громкие голоса. Русинов вышел, чтобы узнать, в чем дело, но, прежде чем он спустился по каменной лестнице, перед ним предстал с поднятыми руками протоиерей Йордан. За ним, направив ему в спину штык, стоял Митрушка с винтовкой в руке.
— Вот, пришлось арестовать, — сказал он. — Распространял листовки…
— Какие листовки?
Протоиерея ввели в комнату. Он опустил руки, расстегнул рясу и долго рылся в бездонных карманах своего подрясника. В конце концов вынул измятый листок и протянул его Димитрову.
— Откуда это у вас? — спросил Димитров, глядя на листок.
— С аэроплана.
— Еще есть?
— Нет. Все остальные унесло ветром. Этот листок я взял, чтобы почитать. Мы же должны знать все, что происходит в лагере врага.
— А что происходит в лагере врага? — спросил Коларов.
— Этого я не могу знать, господин Коларов, — ободренно сказал поп, выпрямляясь. — Но я слышу орудия, которые гремят в стороне Берковицы и Криводола. Я, как священник, должен предупредить прихожан о приближающейся опасности. Я несу им мир, а не войну. Вы, наверное, читали историю французской революции и знаете, что было после нее. Я не хочу, чтобы это повторилось у нас! О том же я скажу и этим, с пулеметами и пушками. А могу ли я сейчас пойти в церковь и отслужить вечерню?
— Рано еще для вечерни, батюшка, — сказал Гаврил, — возвращайся к себе домой, и больше чтобы мы тебя не видели рыскающим по улицам. Прикажу часовым стрелять без предупреждения. Ты духовное лицо и должен понимать, когда тебе говорят.
— Зовут меня… то на похороны, то на крестины… Как отказать?
— В другой раз похоронишь! Сейчас иди и не отнимай у нас время!
— Да, ты прав, господин Генов, сейчас вы спешите. Да и пушки уже слышны совсем близко. А ты, Митрушка, убери винтовку, а то она может и сама выстрелить. Не слишком усердствуй. Я тебя крестил. Ты и тогда бунтовал, в купели, когда я тебя в святую воду окунул. Убери штык, потому что тот, кто вынимает меч, от меча и сам погибает. Ну, спасибо за добро! Я пойду с миром!
— С миром, отче, — подхватил его слова Димитров, — с миром! И помогай униженным и оскорбленным! Ясно?
— В этом наше призвание на этом свете; господин Димитров, — нести мир и успокоение больным и страждущим.
— Ладно, хватит! — подтолкнул его рукой Русинов. — Митрушка, проводи его на улицу!
Преданный Митрушка немедленно, выполнил приказание. Орудийная канонада усиливалась. Настроение протоиерея давало повод думать о самом худшем. Да и эта листовка, насколько бы она ни была лживой, таила в себе какую-то правду, которая не приносила утешения. Они остались одни. Вся Северо-Западная Болгария изолирована, окружена стальным кольцом фашистских войск. Другого выхода, кроме отступления, нет. Отступать планомерно и достойно! Спасти все, что еще можно спасти! Сохранить жизнь каждого бойца.