— Благодарю вас, господин Стамболийский. Но когда мы говорим о моем отце, невольно возникает и чисто сентиментальный момент. Мои сестры чувствуют себя сиротами, ведь они остались без отца и без матери.
— В политике нет места сантиментам, ваше величество!
— Да, в политике нет места сантиментам! — повторил Борис. — В политике нет места сантиментам! Но все же…
Из-за ограды виллы донеслись конский топот, лай и визг собак. Княгини в окружении свиты возвращались с охоты. Предводитель кавалькады трубил в рог, и возле виллы уже собралась толпа деревенских зевак.
10
В толпе древних старух и босоногих детей, оставшихся в селе для присмотра за домашней живностью (все взрослые были в поле), выделялась высокая фигура мужчины в белой рубашке и шляпе канотье. Стоя впереди толпы, мужчина, вместо того чтобы смотреть на охотников и гончих, как делали все остальные, махал не переставая своим канотье в сторону веранды. На веранде стояли царь Борис и Стамболийский. Они улыбались и приветствовали охотников.
Шум и всеобщая суматоха продолжались довольно долго. Над соседними огородами и домами висело облако пыли. Разъяренные сельские собаки, голодные и драные, кидались на изгороди и лаяли. Кудахтали растревоженные куры. Слышались визг свиней и мычание коров. Вдобавок ко всему, как в оперетте, время от времени раздавались победные звуки охотничьего рога, возвещавшие о конце охоты царских особ.
Княгини верхом въехали во двор виллы. Кирчо вместе с остальными слугами кинулся помогать им спешиться, но княгини сделали это и без их помощи. Кирчо побежал за мылом и полотенцами… Крупная дичь была свалена в телегу, а перепелов и куропаток несли на шесте, чтобы все видели. На загорелых лицах охотников светились счастливые улыбки.
— Ваши высочества, ваши высочества! — закричал Кирчо, появившись с мылом и полотенцем в руках. — Душ вон там!
— Спасибо, дружок, — отвечали княгини.
— После душа пожалуйте к столу, — продолжал Кирчо.
— Ах какой милый юноша! — воскликнула по-немецки одна из княгинь. — Он чем-то похож на Дафниса!
Они взяли у Кирчо полотенца и мыло и ушли в душевую.
Пока княгини мылись, царь и Стамболийский стояли на веранде. Толпа все не расходилась. А неизвестный в канотье вместе с охотниками уже протиснулся во двор. Схватив Кирчо за руку, он возбужденно заговорил:
— Слушай, парень, скажи бай Сандьо, что я приехал из Софии специально для того, чтобы увидеться с ним. Слышишь? Я был в Пазарджике. Передавшему привет от Горчева!
— Ладно, ладно, — отмахивался от него Кирчо, — скажу, только не сейчас. Сейчас нельзя. Министр занят с царем.
— Да мне с ним всего минут бы пять поговорить! — кричал неизвестный. — Слышишь?
— Слышу, господин! Вот только отнесу еще одно полотенце княгиням, а потом поговорим.
— Всего пять минут, так и скажи ему.
Из-за плюща донесся хохот. Снова крутилась пластинка «Смех». Однако Борис и Стамболийский не обратили на это внимания. Они сидели в плетеных креслах и просматривали газеты. Из открытой двери столовой доносилось позвякивание ножей и вилок. Там накрывали стол. Появился Кирчо и сказал улыбаясь:
— Какой-то неизвестный желает переговорить с вами, господин, но я его не пустил.
— Какой еще неизвестный? — вздрогнул Стамболийский.
— Какой-то блондин в канотье. Говорит, что вы с ним старые друзья.
— Друзья, — проворчал Стамболийский, развертывая газету, — здесь мы все друзья.
— Вот и я ему то же самое говорю, а он не отстает, нахальный такой. Мое дело доложить, а вы, господин, сами решайте, принимать его или нет.
— Сначала пообедаем.
— И я ему то же самое сказал, а он знай свое. Пять минут да пять минут. Упомянул какого-то Горчева.
— Кирчо!
— Извиняюсь, господин министр!
— Иди занимайся своим делом! И сними эту дурацкую пластинку! Надоело весь день гоготанье слушать! Заведи народную музыку… Это что еще за фанаберия?
— Немного смеха, господин министр… Может, свиштовское хоро поставить?
— Ну, ладно, ладно, поменьше разглагольствуй. Да скажи, чтобы поторопились с обедом, уже два часа пробило!
— Скажу, господин министр, но княгини еще моются.
— Сказано тебе — не болтай лишнего! — вспылил Стамболийский и швырнул газету на пол.
Кирчо нагнулся, чтобы поднять ее. И тут на веранде появились свежие, бодрые, румяные, тщательно причесанные, в легких розовых платьях княгини. Увидев их, Кирчо растерялся.