Чернышев (осторожно). Видите ли, Мейер Миронович… Кстати, я ведь не очень-то в курсе — как это у вас получилось с Давидом? Как у вас началась переписка?
Вольф. Сначала — когда мне уже было можно — я написал в Тульчин, Абраму Ильичу. Но открытка вернулась обратно с пометкой «За ненахождением адресата»… Тогда я запросил через московский адресный стол — так мне посоветовали умные люди — адрес Давида Шварца. (Улыбается.) Конечно, я имел в виду другого Давида — но ответил мне этот…
Чернышев (встал, прошелся по комнате, остановился). Вы сказали — добрые дела! (В упор взглянул на Вольфа.) А заблуждения и ошибки?!. Нет, нет, погодите, дайте мне договорить! Вчера мне вернули партийный билет! И вот я шел из райкома и так же, как и вы, заглядывал в лица встречным…
Когда-то я воевал на гражданке, потом учился, был секретарем партийного бюро консерватории, начальником санитарного поезда, комиссаром в госпитале… Работал в Минздраве… После пятьдесят второго мне пришлось, как выражался этот… ну, Остап Бендер, переквалифицироваться в управдомы… И вот я шел из райкома и думал… (Снова взволнованно зашагал по комнате.) …Нет, Мейер Миронович, не так-то все просто!.. И они, эти молодые, они обязаны знать не только о наших подвигах, но и о наших ошибках… Мы сейчас много говорим о нравственности. Так вот, нравственность начинается с правды! (Посмотрел на портрет старшего Давида.) Вот ему когда-то на один его вопрос я ответил — разберутся! Понимаете? Не я разберусь, не мы разберемся, а они там разберутся! И я знаю — Тане нелегко с этим мальчиком, но мне нравится… Мне, черт побери, нравится, что он хочет и пытается до всего дойти сам… Пришло, видно, такое время — время задавать вопросы и время отвечать на них!..
Возвращается Давид. Он прижимает к груди проекционный фонарь и круглую жестяную коробку с диапозитивами.
Давид. Извините!..
Вольф. Что это у тебя?..
Давид. Это?.. Вы понимаете, у нас есть кружок, астрономический… Он объединяет сразу несколько школ… Там даже из десятого класса ребята… И вот моему другу, Вовке Сидельникову, и мне — нам поручили доклад: «Есть ли жизнь на Марсе?» И вот — Вовка достал проекционный фонарь и диапозитивы к нашему докладу…
Вольф. Очень интересно!
Давид (с надеждой). Может, хотите поглядеть?
Вольф (помолчав, со странной улыбкой). А почтовые открытки ты, случайно, не собираешь?
Давид (удивленно). Нет, а что?
Вольф. Ничего, ничего… Просто ты так спросил — таким голосом и с такой интонацией, что я невольно вспомнил… Ну, не важно! (Оглянулся на Чернышева.) Мы с Иваном Кузьмичом с большим удовольствием послушаем твой доклад! Правда, Иван Кузьмич?
Чернышев. Разумеется.
Давид (засуетился). Тогда так… Тогда вы, Мейер Миронович, садитесь к дяде Ване на диван, а я… Минутку!
Вольф садится рядом с Чернышевым на диване. Давид ставит проекционный фонарь на круглый столик, принимается ввинчивать лампочку.
Чернышев (подождав). Ну как? Будет кино или кина не будет?
Давид. Сейчас, сейчас! (Ввернув лампочку, щелкнул крышкой фонаря.) Так! Ну, я могу начинать!
Чернышев. Внимание! Внимание!
Давид включил проекционный фонарь. На противоположной дивану стене, возле двери в соседнюю комнату, появился желтый прямоугольник света и в нем надпись: «ЗЕМЛЯ — КОЛЫБЕЛЬ РАЗУМА, НО НЕЛЬЗЯ ВЕЧНО ЖИТЬ В КОЛЫБЕЛИ».
Вольф (одобрительно). Совсем неглупо сказано, между прочим.
Давид (тоном лектора). Эти слова принадлежат великому русскому ученому, отцу звездоплавания Константину Эдуардовичу Циолковскому.
Чернышев. Прекрасные слова!
Надпись на стене исчезает, и вместо нее появляется изображение планеты Марс.
Давид. Перед вами — планета Марс. Эти длинные тонкие полосы, которые вы видите на рисунке, итальянский астроном Скиапарелли условно назвал «каналами»… Уже много лет ученые всего мира спорят по поводу того, являются ли эти «каналы» естественными, или это искусственные сооружения. Мы с товарищем Сидельниковым предполагаем собственную гипотезу… Гипотезу «Сидельникова — Шварца»… По-нашему…
Чернышев (перебил). Не знаю, как по-вашему, а по-моему, они нахалы!
Давид. Кто?
Чернышев. Авторы новой гипотезы. Товарищи Сидельников и Шварц!
Давид. Ну, дядя Ваня!..
Чернышев (засмеялся). Молчу, молчу.