Максим (сухо). Тамары Николаевны дома нет. А Алексей Владимирович у себя в кабинете.
Бубнов. Занимается государственными делами? Благоговею! Не будем мешать! (Заглянул в столовую, поднял брови, улыбнулся.) Э-э, да я, оказывается, попал к званому ужину. Вот это удачно! (Быстро прошел в столовую и тут же вернулся — с бутылкою коньяку, рюмкой и маленькой тарелочкой, на которой лежит нарезанный кружочками лимон.) Прошу извинить — одну только рюмочку коньяку с лечебными целями! (Выпил, сел в кресло, вытянул ноги.) Сегодня в суде, Варвара Сергеевна, вы пронзили мое сердце, и я умоляю вас — обратите на меня свое благосклонное внимание…
Отворяется дверь кабинета, и Жильцов с порога быстро и озабоченно спрашивает.
Жильцов. Медников, скоренько… (Внезапно заметил Бубнова и нахмурился.) Профессор?
Бубнов (шутовски). Шел, понимаешь, мимо. И зашел на огонек. Надеюсь, не прогонишь?
Жильцов (пожал плечами). Да уж сиди, коли пришел!.. Медников, скоренько — какого числа посылали мы в главк запрос насчет новогодних фондов?
Максим. Пятого, Алексей Владимирович.
Жильцов. Точно? А сегодня у нас — двадцать второе? (Засмеялся.) Сейчас я им, голубчикам, шерсть подпалю! Ах, ловкачи, хотели меня с планом прижать, а сами… (Не договорив, снова скрывается.)
Бубнов (поднял над головой указательный палец). Государственный ум! Скажите, Варвара Сергеевна, он прислал вам корзину сирени с ценным подарком?
Варя. Алексей Владимирович? Нет, конечно. А почему он должен присылать мне корзину сирени?
Бубнов. Потому что должен! Потому что нарушать традиции — неблагородно! Потому что мы с вами сегодня, не щадя живота своего, ходили по самому краю истины, спасая Алешкину честь, — а он нарушает традиции!
Варя. Что это значит?
Максим (очень резко). Вы меня извините, профессор, но вам, очевидно, вредно пить коньяк! Даже с лечебными целями! Поверьте, что честь Алексея Владимировича Жильцова не нуждается в том, чтобы ее кто-то спасал! (Встал, подошел к роялю, поднял крышку.) Варенька, сыграйте что-нибудь, а?
Варя. Что это вдруг?
Бубнов. Вы играете, Варвара Сергеевна?
Варя. Очень плохо. И я даже не понимаю — почему Максим Петрович об этом вспомнил?
Максим (натянуто). Я просто подумал, что так сидеть скучно. И попросил вас сыграть. Но если вам не хочется…
Варя (после паузы). Ну, хорошо. (Садится к роялю, пробегает пальцами по клавишам и, секунду подумав, начинает играть)
Бубнов и Максим сначала слушают молча, а потом Бубнов принимается негромко подпевать:
Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей…
Из дверей кабинета выходит Жильцов, останавливается, улыбается.
Жильцов. А я-то слушаю и никак понять не могу — откуда у меня в доме музыка?
Варя (обернулась), Это я, Алексей Владимирович, извините.
Жильцов. Играйте, играйте. А то ж ерунда получается — рояль есть, а играть на нем некому! Думал я поучиться при случае, да все времени нет!
Бубнов. Зачем же ты его покупал, друг мой?
Жильцов (со смешком). Понравился! Да ты погляди, что это за машина! Это ж зверь, а не рояль… Концертный, дьявол! Фирма — Отто Дидерихс, понимаешь, и сыновья!
Бубнов (захлопал в ладоши), Великолепно! Если уж не иметь комнаты в Москве, то не иметь ее в центре и со всеми удобствами! Если уж не играть на рояле, то не играть на рояле фирмы Отто Дидерихс и сыновья…
В прихожей раздается звонок.
Жильцов. Тамара!
Бубн о в. Ура! ((Обнял Жилъцова за плечи.) Пошли встретим хозяйку дома!
Бубнов и Жильцов выходят в переднюю. Варя торопливо поднимается из-за рояля.
Варя (негромко и беспокойно). Что происходит, Максим? Я совсем уже ничего не понимаю! Почему он заявил, что мы сегодня в суде ходили по краю истины? Почему он вообще явился и ведет себя так, словно он свой человек в доме? А ведь мне Жильцов сказал, что он едва знаком с Бубновым! Что все это значит? (Взяла Максима об руку). Максим, милый, пожалуйста, давайте уйдем!
Максим (растерянно). Это неудобно, Варенька. Алексей Владимирович обидится. Я понимаю, что вам… Но я прошу вас — ну, еще хоть полчаса!
Варя (тяжело вздохнула). Ох, Максим!..
Возвращаются Бубнов и Жильцов.