Варя (сдержанно). Я его не знаю, Нина Михайловна. Я только видела его. Один раз. В суде.
Нина (резко отшвырнула в сторону заштопанные носки, встала, тихо переспросила). В суде? Тогда — с Жильцовым?
Варя. Да.
Нина. И вы приехали, чтобы говорить с ним об этом?
Варя, Да.
Нина (быстро), Это невозможно! Нет, нет, Варвара Сергеевна, это решительно невозможно… Я прошу вас… Боже мой, надо было видеть, с каким лицом он в тот день приехал, каким он был оскорбленным и измученным! И я взяла с него слово — никогда, никогда не вспоминать об этой истории, не огорчаться, не подавать на обжалование… Не хочу! Руки у нас есть, головы есть — проживем! И я прошу вас, Варвара Сергеевна, — давайте мы скоренько придумаем, зачем еще вы могли бы приехать к Кондрашину! Ну, думайте, думайте — зачем?
Варя (с трудом), Это ни к чему, Нина Михайловна. Поймите, что я не случайно встретилась с Кондрашиным в суде. Я адвокат и работаю в консультации. Мой жених, Максим Медников…
Нина. Что?!
Варя (заторопилась), Да, да, мой жених, Максим Медников, познакомил меня с Жильцовым. И я взялась вести его дело. Я выступала в суде против Ивана Ильича…
Нина (после паузы). Это правда?
Варя. Правда.
Нинабс внезапным гневом). Как же вы посмели… Как же у вас, девчонка, хватило совести приехать к нам в дом?! Убирайтесь вон, немедленно! Убирайтесь вон, слышите?!.
Варя (встала). Хорошо. Я дождусь Ивана Ильича на улице. Я понимаю вас. Я прекрасно вас понимаю, но все равно я должна его повидать! (По-детски вздохнула, заматывает шарф и идет к двери)
Нина. Подождите… Ну, куда же вы пойдете?
Молчание. В дверь осторожно стучат. Нина спрашивает:
— Кто там?
Курносое мальчишеское лицо заглядывает в комнату:
— Это я, Нина Михайловна, здравствуйте. Вася Пустовойтов с завода, не узнали? К Ивану Ильичу можно?
Нина. Васенька? А Иван Ильич уехал в Москву. Ты проходи, раздевайся, он должен скоро вернуться. Проходи.
Васенька (очень вежливо). Благодарю вас, но я тут не один. (Сделал неопределенный жест рукой.) И не могу ждать… А Ивану Ильичу вы просто передайте, пожалуйста, следующее: заходил, мол, Василий Пустовойтов по поводу техучебы, он знает. Поскольку с Медниковым мы заниматься отказались наотрез, то комсомольская организация договорилась с партийным бюро, и с дирекцией даже, что объединенным общезаводским молодежным кружком будет по-прежнему руководить товарищ Кондрашин… Но возникли, Нина Михайловна, некоторые осложнения… А именно — в лице начфина!
Нина. Что такое?
Васенька (сбился с тона). А ну его, бюрократ чертов, кредит-дебет! Отказывается платить!
Нина. Не понимаю. Кому платить? Разве Кондрашин не бесплатно руководил вашим кружком?
Васенька. Раньше. Но теперь, пока Иван Ильич не добился еще восстановления, мы считали…
Нина (сердито и смущенно). Глупости вы считали!
Варя (осторожно). Простите, товарищ, вы не скажете — а почему вы отказались заниматься с Максимом Петровичем?
Васенька. Это с Медниковым-то? Да мы с ним не то чтобы заниматься — здороваться не желаем! Мы, знаете, в курсе, из-за кого Ивана Ильича с завода уволили!
Нина (резко). Сплетни, Вася!
Васенька. Нет, не сплетни, Нина Михайловна.
Нина. А я говорю — сплетни. И вредные сплетни. И не стоило бы тебе, комсомольцу, повторять их! Кондрашина уволили потому, что было предписание сократить в отделе штатную единицу…
Васенька (стукнул себя в грудь кулаком). Единицу! Единицу, а не Кондрашина!..
За окном звонкие девичьи голоса раздельно кричат: «Вась, Вась, мы уходим, Вася-а-а!»